Лупольт (князь Оломоуца)
Лупольт чеш. Lupolt | ||
| ||
---|---|---|
1135 — 1137 | ||
Предшественник: | Собеслав I | |
Преемник: | Владислав II | |
Рождение: | около 1102 | |
Смерть: | 1143 | |
Род: | Пршемысловичи | |
Отец: | Борживой II | |
Мать: | Герберга фон Бабенберг, дочь Леопольда II Австрийского |
Лупольт (Липольт) или Лупольд (Люпольд, Леопольд) (чеш. Lupolt (Lupold); ок. 1102 — 1143) — князь Оломоуцкий в 1135—1137 годах, младший сын князя Чехии Борживоя II и австрийской принцессы Герберги (Хельбирги) фон Бабенберг, дочери маркграфа Австрии Леопольда II Красивого.
Лупольт был посажен на престол в Оломоуцком княжестве по воле чешского князя Собеслава I в 1135 году. Однако уже через два года, в 1137 году, князь Собеслав I отнял Оломоуцкое княжество у Лупольта и передал его своему сыну Владиславу. Это стало первым шагом к утверждению Владислава как наследника Собеслава I в качестве чешского князя. Градиштенские анналы по этому поводу лаконично сообщают:
«В лето 1137… Князь Люпольд был изгнан из Моравии. Сын князя Собеслава Владислав был возведён на престол».
После смерти чешского князя Собеслава I и восшествия на престол его племянника Владислава II в 1140 году Лупольт присоединился к восстанию удельных князей против нового князя Чехии, в котором также участвовал старший брат Лупольта Спытигнев. Лупольт поддерживал мятеж князей вплоть до 1142 года. Спустя год Лупольт умер, не оставив потомства. По другим данным, Лупольт умер в 1157 году.
Источники
- [www.vostlit.info/Texts/rus17/Ann_Gradicenses/text.phtml Градиштенские анналы]
- [archive.org/stream/djinymarkrabstv00dvogoog/djinymarkrabstv00dvogoog_djvu.txt Dvořák, Rudolf. Dějiny markrabstvi Moravského. Brno, 1906.]
- Wihoda, Martin. Morava v době knížecí 906—1197. Praha : Nakladatelství Lidové noviny, 2010. 464 c. ISBN 978-80-7106-563-0.
Напишите отзыв о статье "Лупольт (князь Оломоуца)"
Отрывок, характеризующий Лупольт (князь Оломоуца)
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.