Лурианская каббала

Лурианская каббала — одна из школ в каббале. Основана Ицхаком бен Шломо Лурия Ашкенази в XVI веке.

Особенность учения

Новизна учения Лурии заключается в том, что мир появился в результате катастрофы, которая последовала за попыткой творения. Божественные лучи были рассеяны и претерпели искажение. Лурия ввёл новые понятия в каббалу. Такие, как цимцум (сжатие Бога), швират ха-келим (разрушение сосудов света), техиру (пустота), тиккун (исправление) и др. Лурианская каббала оказала огромное влияние на все еврейские мистические учения и движения в последующие века, прежде всего на саббатианство и хасидизм. И в учениях Лурии приветствуется рассеянность еврейских диаспор по всему свету, подобно рассеянным божественным искрам. И тем самым обеспечивается соблюдения тиккун со всех сторон земли. Идея трагедии в божественном начале сравнивается с трагедиями еврейской нации, во время падения Храма. Лурианская каббала принесла евреям более оптимистический взгляд на их тогдашнее существование.

Несмотря на то, что сохранилась пара рукописей Лурии, где он комментировал Зогар, он никогда не писал книги. Он говорил: «Я с трудом могу открыть рот, чтобы описать чувства, которые переполняют меня. Это как будто море разрушает дамбы и затопляет всё. И поэтому — как я могу передать то, что моя душа испытала?»

Космогония

Цимцум

По мнению Лурии, безличный Бог-Эйн соф инициировал процесс Цимцум, чтобы высвободить участок для Иного, ибо прежде он занимал все пространство. «Пустой круг», возникший после цимцума, воображался как круг, охваченный Эйн Софом. Эту пустоту Лурия называет на арамейском Техиру (пустота). И в него начали просачиваться «лучи» Бога, позже ставшие сфирот. Когда божественный свет начал литься в «пустоту» (техиру), он начал рисовать круги и форму, тем самым приводя части сфирот в движение.

Вначале их нельзя было отличить, так как в Боге абсолютно соразмерно существовали как Хесед (Милость), так и Дин (Строгий Суд). Последний в дальнейшем станет рассматриваться как первоначальный источник зла наряду с Гневом.

Адам Кадмон

Далее в «пустой круг» проникается особая «тонкая черта» божественного света, которая примет форму Адама Кадмона — изначального человека (не Библейский Адам). Следующим этапом станет эманация сефирот через Адама Кадмона. Высшие сефироты: Кетер (Венец), Хохма (Мудрость) и Бина (разум) произошли из «носа», «глаз» и «ушей» Адама Кадмона. Но потом случается катастрофа, которая отделит сефироты друг от друга так, что их нужно было держать в особых «сосудах». Эти «сосуды», конечно, не были материальными, а представлялись как что-то вроде сгущенного света, служившего «оболочкой» (ивр. ‏כלים‏‎: келим) для более тонкого света сефирот.

Для Лурианской каббалы душа Адама не состояла из одного духа, в отличие от христианского(источник не указан) или мусульманского Адама. Он был космической фигурой, в нём содержались все души, которые должны были быть рождены в последующем. Как описывал сам Гершом, душа Адама состояла из 613 частей, соответствуя количеству заповедей из Торы. Каждая из этих частей состояла из формированных парцуфим, которые назывались «великим корнем» (шореш гадол). Сами эти «великие корни» состояли из 613, а по некоторым источникам из 600 000 «маленьких корней». Эти «маленькие корни», также называемые «великие души» (нешама гдола), состояли из 600 000 индивидуальных душ обычных людей.

Швират ха-келим

Три высших сфирот, выделенных Адамом Кадмоном, были в порядке, но сосуды не смогли удержать остальные сфирот. И в это время происходит катастрофа. Семь нижних сфирот не выдерживают божественный Свет и ломаются. Это событие в Лурианской каббале называется «разрушение сосудов» (ивр. ‏שבירת הכלים‏‎: швират ха-келим) и описывает, что задуманный Богом процесс эманации провалился, что привело к коллапсу Божественной сущности. В результате лучи рассеялись: одни ушли ввысь к запредельному, а другие ушли в пустоту и увязли в хаосе. Вследствие катастрофы в низшую сферу рухнули и высшие сфирот. Земным отражением этой катастрофы был галут.

Идея шевират считается самой эзотерической в учении Лурии. Она обсуждается только в некоторых работах его учеников. Такой парадокс, придуманный Лурией, мог быть очень разрушительным для религиозной духовной мысли: Божественная сила не справилась с целью и провалилась. И такая катастрофа в процессе создания должна быть объяснена. Анализы, проведенные Гершомом Шолемом и Тишби, являются самыми мистическими и, по их мнению, когда произошёл процесс цимцума, пустынное пространство не было на самом деле пустым. Так же как из сосуда выливаешь воду, но он остаётся мокрым. Так и в этой пустоте оставались божественные лучи, которые были чужды новому свету. Именно это и вызвало провал. Избавление от этого «чужого света» и было истинной целью цимцума.

Тиккун

После космогонической катастрофы начинается обратный процесс восстановления, который получил название тиккун (ивр. ‏תיקון‏‎, исправление). Стабильные сфирот обретают самосознание и превращаются в пять космических личностей парцуфим. Сохраняют своё бытие в новом качестве 3 высших сфирот, рядом с которыми появляется супружеская пара Зеир Анпин (ивр. ‏זֵיר אנפִן‏‎, ивр. ‏микропросоп‏‎: Малый Лик) и Шхина. Последний парцуф представляет собой женское начало Творца. Шхина падает вместе с другими сефиротами, когда лопнули сосуды, однако позже она включилась в процесс тиккун.

Основной задачей тиккун считается поиск божественных лучей, которые затерялись в хаосе. Люди в целом и евреи в частности появляются как соратники Бога в этом поиске. Важным инструментом в поиске лучей является соблюдение Торы, которые откроют путь для Мессии.

Практика

Хаим Виталь рассказывает о невероятном эмоциональном воздействии методов Лурии: бодрствование, когда все спят, пост, когда все едят, систематическое уединение — иными словами, отстранённость от повседневных занятий — позволяли каббалистам сосредоточиться на странных «словах», не имевших ничего общего с привычной речью. Каббалист словно переносился в другой мир, он весь дрожал и трепетал, как если бы оказался во власти незримых сил. Лурия настаивал на том, что перед духовными упражнениями каббалист должен успокоить свой ум. Очень важны счастье и радость: не нужно ни каяться, ни беспокоиться о том, хорошо ли всё получается, ни терзаться угрызениями совести или чувством вины. Виталь говорил, что Шехина не может жить в том месте, где царят горечь и уныние; эта идея восходит ещё к Талмуду. Источник печали — силы зла в нашем мире, а счастье, напротив, помогает каббалисту любить Бога и сближаться с Ним. В душе каббалиста не должно быть ненависти и зависти к кому бы то ни было, даже к гойим. Лурия приравнивал гнев к идолопоклонству, поскольку озлобленный человек одержим неким «чужим богом».

Гилгул

Поскольку каббала признает, что душа (ивр. ‏נשמה‏‎: нешама) является эманацией божества, то из этого следует её предсуществование конкретному материальному телу. Поэтому после смерти душа получает новое перерождение, то есть имеет место процесс гилгула (ивр. ‏גלגולא‏‎) или реинкарнация. Соответственно гилгул преследует цель исправления души (тиккун). Души, как и лучи от парцуфим, появляются в процессе совокупления (зивугим). Внутри Сефиры Малхут или шехина каждая душа находится как потенциальная, в стадии «женской воды» (маййим нукбин): пассивная форма, без гармонии и формы и полностью реализуется после союза с высшими Сефирот. Только через дополнительное соединение Зеир Анпин с женским партнёром (Нуква) они получают реальную форму души. С каждым возвышением «женских вод» с парцуфим, появляются новые возможности для появления души. Этот процесс происходит во всех четырёх мирах. Каждая из этих душ повторяет процесс создания бытия, так как когда она будет готова войти в тело, то она будет способна работать для тиккуна. Это можно объяснить самим термином «душа». Так как каббалисты говорят о некотором количестве разных «душ», формирующихся через несколько этапов в сефироты, оно отличается от обычного понятия души: первичное «я» или душа, отделённая от тела. В этой доктрине душа является источником нескольких психологических принципов или аспектов нашего сознания. В отличие от обычного дуалистического понимания души и тела, здесь душа — союз разных частиц, которые формируют наше сознание. И эти частицы разные по сущности, как в сефиротах: они состоят из милосердия, гнева, разума, сострадания, терпения и других. И объединение этих сефиротов создаёт «душу», точно повторяя процесс создания.

Ещё одна интересная теория в Лурианской каббале — это Высшая Душа (Нешама). Нешама — это высшая душа, которая не входит в тело и не спускается на низшие миры. Она создает свою тень в низших мирах, образуя своего рода «душу». Нешама очень условно можно называть «душой», по аналогии как самое близкое понятие. Настоящая душа остается наверху, витая над человеком. Точно такая идея была выдвинута и сирийским неоплатонистом Ямвлихом относительно высшей души и высшего разума. Эта идея встречается в доктринах Блаватской о высшем мане или эго, также в доктрине оккультного каббалиста Алистера Кроули о святых ангелах хранителях.

См. также

• Основные понятия в каббале

Библиография

• 1. Gershom Scholem, R. J. Zwi Werblowsky, Allan Arkush, «Origins of the Kabbalah». Jewish Publication Society of America. 1990.ISBN 9780691073149
• 2. Arthur Goldwag, «The Beliefnet Guide to Kabbalah», Three Leaves Publishing. 2005. ISBN 9780385514538.
• 3. Dan, Joseph. «Kabbalah: a Very Short Introduction». Oxford University Press, USA. 2005ISBN 9780195300345
• 4. Armstrong, Karen . «A History of God: The 4, 000-Year Quest of Judaism, Christianity and Islam.» Ballantine Books. 1994ISBN 9780345384560
• 5. Armstrong, Karen. «The Battle for God». Alfred A. Knopf. 2000.ISBN 9780679435976
• 6. Михаэль Лайтман. «Каббала для начинающих том 1» Международная академия каббалы.

Ссылки

• [www.kheper.net/topics/Kabbalah/LurianicKabbalah.htm Lurianic Kabbalah]
• [www.eleven.co.il/article/11899#08 Лурианская Каббала]
• [www.kabbalah.info/rus/content/view/frame/33581?/rus/content/view/full/33581&main Каббала для начинающих.]
• [5thdimension.org/wp/lectures Лекции по Каббале в формате MP3]

Отрывок, характеризующий Лурианская каббала

Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.