Луций Корнелий Мерула (консул 87 года до н. э.)
| Луций Корнелий Мерула Lucius Cornelius Merula | |
| Консул-суффект 87 до н. э. | |
|---|---|
| Смерть: | 87 до н. э. |
Луций Корнелий Мерула (лат. Lucius Cornelius Merula; умер в 87 году до н. э.) — консул-суффект Древнего Рима 87 года до н. э., избранный после изгнания из Рима Луция Корнелия Цинны.
Мерула был представителем малоизвестной ветви рода Корнелиев. Он занимал должность фламина Юпитера, которая накладывала на него множество ритуальных ограничений — в частности, он был обязан всегда ходить в головном уборе[1].
После изгнания в 87 году до н. э. из Рима консулом Гнеем Октавием второго консула Луция Корнелия Цинны Мерула стал консулом-суффектом[1][2]. Он стал первым суффектом, избранным при жизни замещаемого консула (традиционно суффекты избирались после смерти одного из консулов). Мерула во время консулата пользовался поддержкой сената[3]. Вместе с Октавием он помогал защищать Рим от собранных Цинной и Гаем Марием отрядов, но Марий отрезал Рим от снабжения продовольствием и вынудил осаждённых впустить его с войсками в город.
После вступления Мария и Цинны в Рим Мерула выжил во время первых убийств сенаторов, а также расправы над Гнеем Октавием, но вскоре против него и против личного врага Гая Мария, Квинта Лутация Катула, были выдвинуты обвинения в суде[4]. Вскоре, не дожидаясь начала суда, они оба покончили жизнь самоубийством.
Аппиан. Римская история. Гражданские войны, I, 74:
Мерула вскрыл себе артерии, оставив записку, в которой он писал, что, вскрывая себе артерии, он снял свой головной убор — не дозволено было в нём умирать жрецу
Оригинальный текст (др.-греч.)Μερόλας μὲν τὰς φλέβας ἐνέτεμεν ἑαυτοῦ καὶ πινάκιον αὐτῷ παρακείμενον ἐδήλου ὅτι κόπτων τὰς φλέβας τὸν πῖλον ἀποθοῖτο (οὐ γὰρ ἦν θεμιτὸν ἱερέα περικείμενον τελευτᾶν)
Напишите отзыв о статье "Луций Корнелий Мерула (консул 87 года до н. э.)"
Примечания
Ссылки
- [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0002.001/1059?rgn=full+text;view=image Луций Корнелий Мерула (консул 87 года до н. э.)] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
Отрывок, характеризующий Луций Корнелий Мерула (консул 87 года до н. э.)
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
