Луций Корнелий Сизенна

Луций Корнелий Сизенна

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Луций Корнелий Сизе́нна (лат. Lucius Cornelius Sisenna; ок. 118 до н. э. — 67 до н. э.) — древнеримский историк и политический деятель. Его главная работа — «История» — повлияла на развитие римской историографии, однако до наших дней сохранилась лишь во фрагментах.

Биография

Сизенна был сторонником Луция Корнелия Суллы, в 78 году до н. э. был претором, совмещал ведение судебных дел римских и неримских граждан (praetor urbanus et peregrinus). После претуры был наместником; предположительно управлял Сицилией. В 70 году до н. э. он выступал в качестве защитника на процессе Гая Верреса. Во время войны Гнея Помпея Магна с пиратами был его легатом. В 67 году до н. э. Помпей направил его с поручением на остров Крит, где Сизенна заболел и умер.

Ближе к концу жизни Сизенна написал сочинение «История» на латинском языке. Оно состояло по крайней мере из 12 книг. В этой работе описывались события, которые примерно соответствовали жизни Сизенны. Так, в 1-й книге велось повествование о событиях Союзнической войны, хотя там же содержались рассказы о далёком мифическом прошлом (скорее всего, как предисловие). В его сочинении содержались, в частности, речи, батальные сцены, этнографические экскурсы, записи о снах известных лиц и предзнаменованиях.

Стиль Сизенны отличается от римских историков-анналистов иной компоновкой материала, применением изысканного и возвышенного азианского стиля, а от всех современников — обильным использованием архаизмов и неологизмов. Сизенна нередко применяет неупотребительные слова и редкие наречия с суффиксом -im/-tim. Современники Сизенны отмечали, что наибольшее влияние на него оказал греческий историк Клитарх. Сизенна осмысливал действительность в духе эпикурейства, критиковал мифические представления.

В античную эпоху Сизенна пользовался большим влиянием. Наибольшее влияние он оказал на Гая Саллюстия Криспа. Саллюстий высоко отзывался об историческом мастерстве Сизенны, однако критиковал его предвзятость. Ещё в древнегреческой историографии существовала традиция продолжать описание событий с того момента, когда закончилось повествование у предшественника. Поэтому предполагается, что работа Сизенны была продолжением исторического труда Семпрония Азеллиона, а работу Сизенны продолжил Саллюстий. Марк Туллий Цицерон высоко оценивал Сизенну как историка, но считал его слабым оратором, а стиль его сочинений называл близким к ребяческому. Марк Теренций Варрон сделал Сизенну одним из главных действующих лиц в своём трактате «Об истории». Его знали Ливий, Веллей Патеркул, Тацит. Кроме того, его сведения использовал Авл Геллий. Долгое время сочинение Сизенны оставалось главным источником для эпохи Суллы. До наших дней сохранилось 137 фрагментов, большинство которых записал грамматик IV века Ноний Марцелл.

Кроме написания «Истории», Сизенна также перевёл эротические «Милетские рассказы» Аристрида Милетского с древнегреческого на латинский язык.

Литература

• Бокщанин А. Г. Источниковедение Древнего Рима. — М.: МГУ, 1981. — 160 с.
• История римской литературы. Т. 1. Под ред. С. И. Соболевского, М. Е. Грабарь-Пассек, Ф. А. Петровского. — М.: Изд-во АН СССР, 1959. — 534 с.
• фон Альбрехт М. История римской литературы. Т. 1. — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2003. — 700 с.

Отрывок, характеризующий Луций Корнелий Сизенна

Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.