Луций Корнелий Сципион (консул 259 года до н. э.)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луций Корнелий Сципион
лат. Lucius Cornelius Scipio<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Эпитафия на могиле Луция Корнелия Сципиона</td></tr>

консул Римской республики
259 до н. э.
Предшественник: Гней Корнелий Сципион Азина
Преемник: Авл Атилий Каиатин
цензор Римской республики
258 до н. э.
Предшественник: Гней Корнелий Блазион
Преемник: Луций Постумий Мегелл
 
Рождение: около 300 до н. э.
Смерть: около 250 до н. э.
Отец: Луций Корнелий Сципион Барбат
Дети: Гней Корнелий Сципион Кальв, Публий Корнелий Сципион

Луций Корнелий Сципион (лат. Lucius Cornelius Scipio) (около 300 — около 250 года до н. э.) — римский военный и политический деятель.

Луций Корнелий Сципион был сыном Луция Корнелия Сципиона Барбата (консула в 298 году до н. э.)[1].

В 261 году был курульным эдилом. Был избран консулом на 259 год, его коллегой стал Гай Аквиллий Флор.

Во время Первой Пунической войны полностью изгнал карфагенян с Корсики, разрушил её главный город Алерию. После этого отплыл на Сардинию и осадил Ольбию; после гибели коменданта Ольбии карфагенца Ганнона устроил ему почётные похороны. После прибытия превосходящего карфагенского флота вынужден был уйти. Во время военных действий захватил много пленных[2][3][4][5][6], за что по возвращении в Рим был удостоен триумфа[7].

В 258 году был избран цензором вместе с Гаем Дуилием. В память того, что флот карфагенян был потоплен бурей, воздвиг в Риме храм Бурям[1].

В одном согласны все римляне —
Был на войне он лучшим мужем,
Луций Сципион, сын Бородатого;
Он был у вас и консулом, и цензором, и эдилом.
Он взял войною Корсику, Алерию; а в городе
Он Бурям храм воздвиг, обещанный за помощь.

Сатурнийский стих из надгробных надписей на могиле Сципионов[8]

Напишите отзыв о статье "Луций Корнелий Сципион (консул 259 года до н. э.)"



Примечания

  1. 1 2 Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+06%2C+01387&r_sortierung=Belegstelle 6, 1387]
  2. Тит Ливий. История от основания города, Эпитомы (периохи), кн. 17: Текст на [thelatinlibrary.com/livy/liv.per17.shtml латинском] и [ancientrome.ru/antlitr/livi/periohae.htm#17 русском]
  3. Флор. Эпитомы, I, 18:текст на [www.thelatinlibrary.com/florus.html латинском] и [ancientrome.ru/antlitr/flor/index.htm русском]
  4. Павел Орозий. История против язычников, IV, 7: Текст на [www.attalus.org/latin/orosius.html латинском] и [www.vostlit.info/Texts/rus14/Orozij/frametext1.htm русском]
  5. Евтропий. Бревиарий от основания города, II, 20:текст на [www.thelatinlibrary.com/eutropius.html латинском]
  6. Zonar. VIII 11
  7. Acta Triumphalia
  8. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева Римская литература // Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах. — М: «Просвещение», 1965. — Т. 2

Ссылки

  • [ancientrome.ru/genealogy/person.htm?p=483 Луций Корнелий Сципион (консул 259 года до н. э.)] (рус.). — биография на сайте [ancientrome.ru ancientrome.ru].
  • [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0003.001/749?rgn=full+text;view=image Луций Корнелий Сципион (консул 259 года до н. э.)] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.

Отрывок, характеризующий Луций Корнелий Сципион (консул 259 года до н. э.)

– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.