Луций Корнелий Сципион (претор 174 года до н. э.)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луций Корнелий Сципион
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Луций Корнелий Сципион (лат. Lucius Cornelius Scipio; III—II вв. до н. э.) — древнеримский государственный деятель.

Луций Корнелий был вторым сыном Публия Корнелия Сципиона Африканского и Эмилии Павлы. Он принял участие в Сирийской войне и в 192 году до н. э. попал в плен. По одной версии, это произошло на море, по другой — на суше в Азии, когда Луций Корнелий во главе конного отряда вёл разведку у царского лагеря[1]. Антиох содержал пленника в прекрасных условиях, рассчитывая, что благодаря этому сможет склонить его отца к переговорам о мире. Царь предложил Сципиону Африканскому отпустить его сына без выкупа, но тот не пошёл на встречные уступки[2]. Позже Луций Корнелий получил свободу, но обстоятельства этого остаются неизвестными.

Луций Корнелий Сципион, избранный претором на 174 год и получивший в своё ведение судебные дела с чужеземцами, традиционно отождествляется именно с сыном Сципиона Африканского. Он был избран только благодаря тому, что более популярный кандидат Гай Цицерей, бывший когда-то клиентом его отца, снял свою кандидатуру[3]. Во время претуры Луций Корнелий получил «особое порицание» от цензоров, вероятно, сопровождавшееся исключением из сената[4].

О дальнейшей судьбе Сципиона и о его потомках ничего не известно.

Напишите отзыв о статье "Луций Корнелий Сципион (претор 174 года до н. э.)"



Примечания

  1. Тит Ливий. История Рима от основания Города, XXXVII, 34.
  2. Тит Ливий, XXXVII, 36.
  3. Валерий Максим. Достопамятные деяния и изречения, IV, 5.3; здесь Сципион ошибочно назван Гнеем.
  4. Тит Ливий, XLI, 27.

Отрывок, характеризующий Луций Корнелий Сципион (претор 174 года до н. э.)

– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.