Луций Марий Максим Перпетв Аврелиан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луций Марий Максим Перпетв Аврелиан
лат. Lucius Marius Maximus Perpetuus Aurelianus
Консул Римской империи
223 год
 
Отец: Луций Марий Перпетв
Дети: Луций Марий Максим

Луций Марий Максим Перпетв Аврелиан (лат. Lucius Marius Maximus Perpetuus Aurelianus) — римский государственный деятель и историк конца II века — начала III века.



Биография

Его семья, возможно, происходила из Африки и не была сенаторской. Его отцом был прокуратор одной из галльских провинций Луций Марий Перпетв. У Максима был брат и племянник, которых звали так же, как и его отца. Сыном Аврелиана был консул 232 года Луций Марий Максим.

Максим, предположительно, родился около 160 года. Его военная карьера началась в правление Марка Аврелия, когда он был военным трибуном XXII Первородного легиона. Между 178 и 180 годом он занимал аналогичную должность в III Италийском легионе. Во время правления Марка Аврелия Максим входил в состав коллегии из четырёх человек, ответственных за состояние дорог за пределами стен Рима. Около 182/183 года он находился на посту городского квестора, а затем был выдвинут кандидатом на должность народного трибуна.

Максим стал сенатором при Коммоде, войдя в состав сената в преторском ранге. Около 190 года он был куратором Латинской дороги, прежде чем стать куратором город Фавенция. В 193 году, когда Септимий Север захватил власть, Максим был легатом I Италийского легиона на Нижнем Дунае и принимал участие в кампании против Песценния Нигера. Тогда-то, между 193 и 196 годом он был начальником сводной армии из Мезии и Византия.

В 197 году Марий Максим был был начальником сводной армии из Мезии и Лугдуна. Он сражался против Клодия Альбина в битве при Лугдуне, после чего был назначен легатом пропретором Белгики, которым был, вероятно, до 199 года. Возможно, в последний год своего наместничества Марий Максим находился на посту консула-суффекта (или в 200 году). После этого он был легатом пропретором Нижней Германии, а затем наместником Келесирии, вероятно, с 205 по 208 год.

Затем, в период с 213 по год 217, Марий Максим стал первым экс-консулом в римской истории, который последовательно занимал должность проконсула Африки и Азии. Хотя порядок нахождения на этих постах точно неясен, предположительно в 213/214 он управлял Африкой, а затем в 215—216 годах Азией. Кроме того, он занимал должность проконсула Азии в течение двух лет подряд, что также необычно. Возможно, он пользовался большим уважением со стороны тогдашнего императора Каракаллы.

Его карьера продолжалась после убийства Каракаллы, когда в 218 году он был назначен новым государем Макрином префектом Рима, которым он был до 219 года. В 223 году Марий Максим занимал должность ординарного консула вместе с Луцием Росцием Элианом Пакулом Сальвием Юлианом. Дальнейшая его биография неизвестна.

Сочинение Мария Максима

Точно неизвестно, когда Марий Максим написал свою работу, по-видимому, озаглавленную им «Цезари», но, по-видимому, завершил её к концу своей карьеры. Она была задумана как продолжение «Жизни двенадцати цезарей» Светония, и, видимо, охватывала период правления следующих двенадцати императоров от Нервы до Гелиогабала. Как очевидец, который пережил по крайней мере правление семи этих государей, Максим описывать историю подобно своему современнику Диону Кассию, но он предпочел анекдотическую и, следовательно, легкомысленную форму биографии. Его сочинение критиковали Иероним Стридонский и Аммиан Марцеллин, а также анонимный автор «Истории Августов», который, тем не менее, цитирует его прямо, по крайней мере 26 раз (по-видимому, в большинстве случаев ссылаясь на работу Максима или обобщая отрывки из его работы), но, очевидно, использовал его неоднократно и других местах, не говоря об этом прямо. По всей видимости, Марий Максим следовал Светонию, собирая сплетни, пикантные подробности частной жизни императоров, скандальные анекдоты. Он также цитировал письма, указы сената, но, кажется, придумал некоторые из них — практика, которую автор «Истории Августов» принял с огромным энтузиазмом. Однако его работа, должно быть, содержала много ценной информации. Рассказ «Истории Августов» об убийства Гелиогабала, как считается, происходит из трудов Мария Максима.

Напишите отзыв о статье "Луций Марий Максим Перпетв Аврелиан"

Литература

  • Anthony R. Birley: Marius Maximus, the Consular Biographer. In: Aufstieg und Niedergang der römischen Welt (ANRW). Bd. II 34.3, Berlin-New York 1997, S. 2678—2757 (mit ausführlichen Angaben).
  • Michael Kulikowski: Marius Maximus in Ammianus and the Historia Augusta. In: Classical Quarterly 57, 2007, S. 244—256.
  • Ronald Syme: Not Marius Maximus. In: Hermes 96, 1968, S. 494—502.
  • Ronald Syme: Ammianus and the Historia Augusta. Oxford 1968.

Отрывок, характеризующий Луций Марий Максим Перпетв Аврелиан

Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.