Луций Фурий Фил (консул)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луций Фурий Фил
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Луций Фурий Фил (лат. Lucius Furius Filus; II век до н. э.) — древнеримский политический деятель из патрицианского рода Фуриев, консул 136 года до н. э.

О жизни и карьере Луция Фурия до его консульства ничего не известно. Его коллегой стал Секст Атилий Серран[1]. В этом году в Риме разбиралось дело Гая Гостилия Манцина, заключившего позорный договор с испанским городом Нуманция; консулы внесли в сенат предложение о выдаче Манцина нумантинцам в знак отказа от признания договора[2], и именно Луций Фурий, чьей провинцией стала Испания, увёз Манцина туда и выдал его противнику — голого, со связанными руками; правда, нумантинцы не приняли экс-консула[3].

В связи с этими событиями Валерий Максим упоминает Квинта Цецилия Метелла Македонского и Квинта Помпея, которые, будучи недругами Луция Фурия, упрекали его в чрезмерном желании отбыть в свою провинцию. В ответ Фил приказал им ехать с собой в качестве легатов[4]

Луций Фурий был одним из друзей Сципиона Эмилиана и принадлежал к так называемому «кружку Сципиона». Цицерон сделал его вместе с другими участниками этого кружка одним из действующих лиц диалога «О государстве»[5]. Луций Фурий активно общался с греческими интеллектуалами[6] Перечисляя ораторов, современных Тиберию Гракху, Цицерон упоминает Луция Фурия как человека, который «говорил на отличной латыни и был образованнее других»[7].

Напишите отзыв о статье "Луций Фурий Фил (консул)"



Примечания

  1. Fasti Capitolini, ann. d. 136 до н. э.
  2. Цицерон. Об обязанностях III, 109.
  3. Аппиан. Иберийско-римские войны, 83.
  4. Валерий Максим. Достопамятные деяния и изречения III, 7, 5.
  5. Цицерон. О государстве I, 17 и далее.
  6. Цицерон. Об ораторе II, 37.
  7. Цицерон. Брут, 108.

Отрывок, характеризующий Луций Фурий Фил (консул)

Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.