Луций Цецилий Метелл Далматик

Луций Цецилий Метелл Далматик Lucius Caecilius Metellus Dalmaticus
Претор
не позже 122 года до н. э.
Консул
119 год до н. э.
проконсул Далмации
118 — 117 годы до н. э.
Цензор (предположительно)
115 год до н. э.
великий понтифик
115/114 — 104 годы до н. э.
Рождение:	II век до н. э.
Смерть:	104 год до н. э.
Род:	Цецилии Метеллы
Отец:	Луций Цецилий Метелл Кальв
Дети:	Цецилия Метелла Далматика

Луций Цецилий Метелл Далматик (лат. Lucius Caecilius Metellus Dalmaticus, умер в 104 году до н. э.) — древнеримский политический деятель и военачальник, консул 119 года до н. э. и великий понтифик в 114—104 годах до н. э. Возможно, в 115 году он был цензором.

Происхождение

Луций Цецилий принадлежал к влиятельному плебейскому роду Цецилиев Метеллов, происходившему, согласно легенде, от сына бога Вулкана Цекула, основателя города Пренесте. Метеллы вошли в состав сенаторского сословия в начале III века до н. э.: первый консул из этого рода был избран в 285 году до н. э. В союзе с патрициями Сервилиями Цепионами Метеллы начиная со 140-х годов до н. э. возглавляли «аристократическую корпорацию» в сенате; в 120—110-е годы до н. э. они чаще, чем представители какой-либо другой семьи, получали высшие магистратуры.

Луций был старшим сыном Луция Цецилия Метелла Кальва, консула 142 года до н. э., и племянником Квинта Цецилия Метелла Македонского. Младшим братом Луция был Квинт Цецилий Метелл Нумидийский.

Биография

Первые упоминания Луция Цецилия в источниках относятся к 119 году до н. э., когда он стал консулом. Исходя из этого, претура Метелла должна быть датирована самое позднее 122 годом до н. э.

Коллегой Луция Цецилия по консулату стал ещё один плебей, Луций Аврелий Котта. Возможно, благодаря именно поддержке Метелла народным трибуном на тот же год стал Гай Марий, либо принадлежавший к клиентеле Цецилиев, либо получивший от них разовую поддержку. Вскоре Марий выдвинул популистский законопроект о порядке голосования; Луций Цецилий заявил протест, но трибун приказал отвести своего бывшего покровителя в тюрьму, так что сопротивление закону было сломлено. Выдвигались предположения, что Метелл, упоминаемый у Плутарха в связи с этими событиями, — это не Луций Цецилий.

В качестве проконсула Метелл отправился в Далмацию, где начал войну с местными племенами. Для войны не было никакого повода, но Луций Цецилий жаждал получить триумф. Далматы, не желая войны, дружелюбно приняли Метелла, и он спокойно перезимовал в Салонах. В 117 году он вернулся в Рим, отпраздновал триумф и принял агномен Далматик за «победу» над далматами. В честь триумфа также расширил Храм Диоскуров, в частности, украсил его новыми картинами и статуями.

В 115 году до н. э. один из Луциев Цецилиев Метеллов был цензором вместе с Гнеем Домицием Агенобарбом. Это мог быть Далматик или его двоюродный брат Луций Цецилий Метелл Диадемат. Установить точно личность цензора не представляется возможным из-за лакуны в консульских фастах. Метелл и Агенобарб исключили из сената 32 человека, в том числе Гая Лициния Гету, а в списке сенаторов на первое место поставили Марка Эмилия Скавра, ставшего зятем Далматика.

В том же или в следующем году, после смерти великого понтифика Публия Муция Сцеволы, Луций Цецилий был выбран на его место и занимал эту почётную должность до самой смерти в 104 году. На этом посту он, в частности, расследовал дело о прелюбодеянии весталок Лицинии, Эмилии и Марции.

Потомки

Дочь Луция Цецилия Метелла Далматика стала второй женой Марка Эмилия Скавра, а потом четвёртой женой Луция Корнелия Суллы.

В художественной литературе

Луций Цецилий Метелл Далматик действует в романе Колин Маккалоу «Первый человек в Риме».

Источники и литература

Источники

1. Аппиан. Римская история. — М.: Ладомир, 2002. — 880 с. — ISBN 5-86218-174-1.
2. [www.attalus.org/latin/index.html Асконий Педиан]. Сайт «Аttalus». Проверено 18 марта 2016.
3. Евтропий. Бревиарий римской истории. — СПб., 2001. — 305 с. — ISBN 5-89329-345-2.
4. Тит Ливий. История Рима от основания города. — М.: Наука, 1994. — Т. 3. — 768 с. — ISBN 5-02-008995-8.
5. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. — М., 2001. — Т. 3. — 672 с. — ISBN 5-306-00240-4.
6. Цицерон. Речи. — М.: Наука, 1993. — ISBN 5-02-011169-4.

Литература

1. Broughton T. Magistrates of the Roman Republic. — New York, 1951. — Vol. I. — P. 600.
2. Caecilius 138 // RE. — № III, 1. — С. 1212—1213.
3. Labitzke М. Marius. Der verleumdete Retter Roms.. — Münster, 2012. — 544 с. — ISBN 978-3-89781-215-4..
4. Van Ooteghem J. Gaius Marius. — Bruxelles: Palais des Academies, 1964. — 336 с.
5. Wiseman T. Legendary Genealogies in Late-Republican Rome // G&R. — 1974. — № 2. — С. 153-164.
6. Бэдиан Э. Цепион и Норбан (заметки о десятилетии 100—90 гг. до н. э.) // Studia Historica. — 2010. — № Х. — С. 162-207.
7. Короленков А. Марий, Цинна и Метеллы // Вестник древней истории. — 2013. — № 4. — С. 113—122.
8. Короленков А., Смыков Е. Сулла. — М.: Молодая гвардия, 2007. — 430 с. — ISBN 978-5-235-02967-5.
9. Трухина Н. Политика и политики «золотого века» Римской республики. — М.: Издательство МГУ, 1986. — 184 с.

Отрывок, характеризующий Луций Цецилий Метелл Далматик

Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.