Луций Цецилий Метелл Дентер

Луций Цецилий Метелл Дентер Lucius Caecilius Metellus Denter
Консул 284 до н. э.
Смерть:	284 или 283 год до н. э.
Род:	Метеллы
Дети:	Луций Цецилий Метелл (предположительно)

Луций Цецилий Метелл Де́нтер (лат. Lucius Caecilius Metellus Denter, умер в 284 или 283 году до н. э.) — древнеримский военачальник и политический деятель, самый первый из упоминающихся в источниках Цецилиев Метеллов, консул 284 года до н. э. Возможно, был также претором в 283 году до н. э. Погиб в битве с галлами-сенонами.

Происхождение

Луций Цецилий принадлежал к плебейскому роду Цецилиев, происходившему, согласно более поздним генеалогическим легендам, от сына бога Вулкана Цекула, основателя города Пренесте, или от спутника Энея по имени Цека. Метелл Дентер является первым известным из источников представителем крупнейшей династии политиков III — начала I веков до н. э., Цецилиев Метеллов и, возможно, вообще первым, кто стал носить когномен Метелл (Metellus). Капитолийские фасты называют преномен его отца — Гай (умалчивая при этом о деде); но немецкий историк Фридрих Мюнцер в составленной им родословной таблице Метеллов начинает генеалогию именно с Метелла Дентера.

Биография

Луций Цецилий впервые упоминается в источниках под 284 годом до н. э., когда он был уже консулом вместе с патрицием Гаем Сервилием Туккой. В этом году, согласно сообщению Полибия, галлы из племени сенонов вторглись в Этрурию, убили римских послов и осадили Арреций. Метелл («военачальник Луций») во главе армии двинулся на помощь этому городу, но в битве под его стенами был разгромлен и сам погиб вместе с большинством своих солдат. Римлянам пришлось выбирать консула-суффекта (им стал Маний Курий Дентат, вскоре одержавший победу над врагом).

Более поздние источники датируют сражение при Арреции следующим годом, 283 до н. э. По их данным, в этом году Метелл Дентер был уже претором. «Отправленный с войском для отмщения за кровь послов и для укрощения буйства врагов», он погиб в бою с галлами и этрусками. Вместе с ним погибли семь военных трибунов и ещё тринадцать тысяч воинов. Эту версию излагают Тит Ливий и Павел Орозий.

Мюнцер считал более правдоподобной первую версию, предполагая, что претура Метелла Дентера была выдумана младшими анналистами. Автор классического справочника о римских магистратах Томас Броутон придерживался мнения, что претура Луция Цецилия после его консулата возможна, как и наследование Метеллу Мания Курия в качестве претора-суффекта. Немецкий историк Вильгельм Друман датировал претуру Метелла 285 годом до н. э.

Потомки

Предположительно сыном Метелла Дентера был Луций Цецилий Метелл, становившийся консулом в 251 и 247 годах до н. э. Его потомками являются все последующие представители этого семейства.

Ссылки

• [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0001.001/1005?rgn=full+text;view=image Луций Цецилий Метелл Дентер] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.

Источники и литература

Источники

1. Тит Ливий. История Рима от основания города. — М.: Наука, 1994. — Т. 3. — 768 с. — ISBN 5-02-008995-8.
2. Павел Орозий. История против язычников. — СПб.: Издательство Олега Абышко, 2004. — 544 с. — ISBN 5-7435-0214-5.
3. Полибий. Всеобщая история. — М.: АСТ, 2004. — Т. 1. — 768 с. — ISBN 5-02-028228-6.
4. [ancientrome.ru/gosudar/capitol.htm Fasti Capitolini]. Сайт «История Древнего Рима». Проверено 28 июля 2016.

Литература

1. Broughton T. Magistrates of the Roman Republic. — New York, 1951. — Vol. I. — 600 p.
2. Münzer F. Caecilius // RE. — 1897. — Т. III, 1. — С. 1174.
3. Münzer F. Cfecilius 92 // RE. — 1897. — Т. III, 1. — С. 1213.
4. Wiseman T. Legendary Genealogies in Late-Republican Rome // G&R. — 1974. — № 2. — С. 153—164.

Отрывок, характеризующий Луций Цецилий Метелл Дентер

– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]