Лучкай, Михаил Михайлович

Михаил Лучкай
русин. Михаил Лучкай
Место рождения:	Великие Лучки, комитат Берег, Королевство Венгрия
Место смерти:	Унгвар, комитат Унг, Королевство Венгрия
Научная сфера:	история, филология

Михаил Михайлович Лучкай (русин. Михаил Лучкай, настоящая фамилия Поп; 19 ноября 1789, Великие Лучки) — 3 декабря 1843, Унгвар.) — русинский языковед, фольклорист и историк.

Биография

Учился в гимназии в Ужгороде и Большом Варадине (теперь — Румыния). Продолжил образование в духовной семинарии (конквите) в Вене (1812—1816), посещал лекции в университете. Был учеником известных славистов Ернея Бартола Копитара и Йосефа Добровского.

В течение 1816—1817 лет — священник в родном селе Великие Лучки, в 1817—1827 годах — библиотекарь, архивариус и руководитель консистории Мукачевского епархиального управления, директор городской школы в Ужгороде. В 1829 году уехал в Италию, где был придворным священником герцога Карла Людовика Бурбона в городе Лукка.

В 1830 году вернулся в Закарпатье, где до конца жизни был священником в Ужгороде (на Кирпичные, 1830—1843 годы); служа длительное время епархиальным школьным референтом, способствовал основанию и упорядочению приходских школ на территории епархии.

Творческая и издательская деятельность

В 1830 Михаил Лучкай написал на латинском языке издал в Вене «Грамматику славяно-русскую» (лат. Grammatica Slavo-Ruthena seu Vetero-Slavicae lingua) — первую на Закарпатье украинскую грамматику с широким использованием народной разговорной речи и фольклора.

Будучи проводником русинских идей, Лучкай всегда выступал против шовинистической политики венгерского правительства, направленной на денационализацию украинского населения Закарпатья. Отмечал кровное родство между закарпатскими украинцами, западными украинцами, украинцами Надднепрянщины. Был стойкими приверженцем употребления церковно-славянского языка как общего литературного для всех восточных славян.

В 1831 году Михаил Лучкай издал «Церковныя беседы: На все недели рока на поучение народное».

Произведением, которое прославило имя Лучкая, была написанная на латыни шеститомная «История карпатских русинов» (было издано только два тома). Первые четыре тома в переводе на украинский язык опубликованы в Пряшеве в «Научном сборнике Музея украинской культуры» в Свиднике в (1983—1891 года). Уже в 2000-е, издание «Истории …» осуществляет ужгородское издательство «Закарпатье».

Основные труды

• Лучкай М. М. Граматика слов’яно-руська / Упорядкування, передмова, примітки та словник діалектних слів П. М. Лизанця. Переклад з латинської П. М. Лизанця та Ю. М. Сака. — К.: Наукова думка, 1986. — 191 с.
• Лучкай М. М. Історія карпатських русинів. У 6-ти тт. — Т. I—V. Ужгород, 1999—2004.
• Лучкай М. М. Церковные Бесѣды на всѣ недѣли рока на поученіє народноє в церкви парохіяльной унгварской казанны Михаилом Лучкай парохом, и намѣстником Унгварским. — Будин, 1831. — Ч. 1. — 340 с.; Ч. 2. — 311 с.
• Grammatica slavo-ruthena. Edita per Michaelem Lutskaj. — Budae, 1830. (Фототипичное издание. — К.: Наукова думка, 1989. — 176 с.)

Литература

• Гаджега В. Михаил Лучкай — життєпис и творы. — Ужгород: Друкарня о. Василіяна, 1929. — 134 с.
• Геровский Г. И. Рускій язык в церковнославянорусской грамматике Михаила Попа — Лучкая // Карпаторусский сборник. — Ужгород, 1930. — С. 253—318.
• Данилюк Д. [www.rusyn.md/journals/20.pdf Відомий учений-славіст М. Лучкай (1789—1843) (До 220-річчя від дня народження)] // Русин. — 2009. — № 3 (17). — С. 120—125.
• Лучкай // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Сенько І. Михайло Лучкай — фольклорист і літератор // Проблеми історії філософії і літературознавства України: Наукові записки вчених Ужгородського державного університету. — Ужгород, 1996. — Вип. 1. — С. 130—153.
• Стеблій Ф. І. Лучкай Михайло Михайлович // Енциклопедія історії України. — К.: Наукова думка, 2009. — Т. 6. — С. 319—320.

Ссылки

• [www.vesna.org.ua/txt/dov/istukr/IIl_1.html Справочник по истории Украины]
• [www.ua-reporter.com/print/94193 Известные подкарпатские русины: Русин Михаил Лучкай и его История Карпатских Русинов]

Отрывок, характеризующий Лучкай, Михаил Михайлович

Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…