Лхунрэвийн Даваадорж
Бэгзийн Гиваан | |
Дата рождения | |
---|---|
Место рождения | |
Дата смерти | |
Место смерти |
Байтак-Богдо, МНР |
Принадлежность | |
Род войск |
пограничные войска |
Годы службы |
1946-1948 |
Звание | |
Часть |
VI погранотряд |
Сражения/войны | |
Награды и премии |
- Это имя — монгольское; «Лхунрэвийн» — отчество, а не фамилия; личное имя этого человека — «Даваадорж».
Лхунрэвийн Даваадорж (1926, местность Донхор, сомон Бурэн (совр. Тумербулаг), аймак Хувсгел — 8 июля 1948, Мэргэн, аймак Ховд) — монгольский военный деятель, рядовой (цирик) армии Монгольской народной республики, герой МНР.
Биография
Родился в крестьянской семье, с детства помогал отцу пасти овец; получил небольшое домашнее образование. В 1946 году был призван на военную службу, которую первоначально проходил в сомоне Эрдэнэцагаан аймака Сухэ-Батор, но затем был переведён в VI погранотряд сомона Алтай пограничного с Синьцзяном аймака Ховд, где служил наводчиком в пулемётном расчёте. 7—8 июля 1948 года вместе с пятнадцатью пограничниками вёл неравный бой против 130 или 150 китайских гоминьдановских солдат, приблизившихся к монгольскому пограничному посту во время Байтак-Богдоского конфликта, которых шестеро монгольских пограничников обнаружили в горах во время патруля территории. После того, как боеприпасы закончились, он, окружённый врагами, подорвал мину, спрятанную им между камнями, в результате чего погиб сам и уничтожил множество солдат противника[1].
28 января 1949 года Даваадоржу было посмертно присвоено звание героя МНР[2]. В 1968 году в Хувсгеле ему был установлен памятник, недавно снесённый, а в 1998 году в его честь был назван пограничный пост в аймаке Сухэ-Батор[3].
Напишите отзыв о статье "Лхунрэвийн Даваадорж"
Примечания
Отрывок, характеризующий Лхунрэвийн Даваадорж
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.