Лыков, Алексей Ананьевич

Алексей Ананьевич Лыков
Род деятельности:	Петрозаводский городской голова
Дата рождения:	1749(1749)
Место рождения:	Толвуйский погост, Олонецкая губерния
Подданство:	Российская империя Российская империя
Отец:	Ананий Иванович Лыков (ум. 1792)
Мать:	Ефимия Матвеевна (ум. 1792)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Алексей Ананьевич Лы́ков (1749—?) — российский общественный деятель, градоначальник Петрозаводска, купец.

Биография

Имел дом в Петрозаводске, занимался торговлей продовольствием. Избирался судьёй совестного суда.

В 1788—1790 годах избирался гласным Петрозаводской городской думы, в 1797—1798 годах — заседатель в Олонецком губернском магистрате.

В 1797—1798 годах — городской голова Петрозаводска. В годы правления А. А. Лыкова, Олонецкое наместничество было упразднено, Петрозаводск с уездом был передан в управление Новгородского губернского правления. Снижение статуса губернской столицы до уездного города повлекло отток капиталов и спад деловой активности в Петрозаводске.

Семья

Жена — Агафья Константиновна (род. 1754), уроженка д. Погост Лижемской волости Олонецкой губернии.

См. также

• Градоначальники Петрозаводска

Литература

• Кораблёв Н. А. Городские головы Петрозаводска (1778—1918). Биографический справочник / Н. А. Кораблёв, Т. А. Мошина. — Петрозаводск: Стандарт, 2008. — С. 18—19. — 82 с. — ISBN 5-87870-007-7.

Отрывок, характеризующий Лыков, Алексей Ананьевич

Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.