Лысьва (приток Обвы)
Лысьва | |
Характеристика | |
---|---|
Длина |
77 км |
Бассейн |
1370 км² |
[tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Лысьва+(приток+Обвы) Водоток] | |
Исток |
|
— Высота |
228,5 м |
— Координаты |
58°09′12″ с. ш. 53°56′54″ в. д. / 58.15333° с. ш. 53.94833° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.15333&mlon=53.94833&zoom=15 (O)] (Я) |
Устье | |
— Местоположение |
93 км по правому берегу |
— Высота |
ниже 122,1 м |
— Координаты |
58°15′20″ с. ш. 54°47′23″ в. д. / 58.25556° с. ш. 54.78972° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.25556&mlon=54.78972&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 58°15′20″ с. ш. 54°47′23″ в. д. / 58.25556° с. ш. 54.78972° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.25556&mlon=54.78972&zoom=12 (O)] (Я) |
Расположение | |
Водная система |
Обва → Кама → Волга → Каспийское море |
| |
Страна | |
Регион | |
Район | |
| |
Лы́сьва (от к.-п. лыс — хвоя и ва — вода) — река в России, протекает в Пермском крае. Устье реки находится в 93 км по правому берегу реки Обва. Длина реки составляет 77 км, площадь водосборного бассейна 1370 км².
Название реки имеет коми-пермяцкую этимологию, означает «хвойная вода», или «река, протекающая по хвойным лесам».
Начинается на западе края, на Верхнекамской возвышенности, рядом с границей Удмуртии. Исток находится на водоразделе бассейнов Обвы и Вятки, рядом с истоком Лысьвы берёт начало река Костым. Большая часть течения проходит по Верещагинскому району, незадолго до устья река перетекает в Карагайский район. Сначала течёт в юго-восточном направлении, потом в северо-восточном.
Крупнейший населённый пункт на реке — посёлок Зюкайка. Кроме него река протекает сёла Вознесенское и Путино, а также несколько небольших деревень. Впадает в Обву близ населённого пункта Усть-Лысьва, в 7 км к северо-востоку от посёлка Зюкайка и в 10 км к западу от села Карагай.
Притоки (км от устья)
Данные водного реестра
По данным государственного водного реестра России относится к Камскому бассейновому округу, водохозяйственный участок реки — Кама от города Березники до Камского гидроузла, без реки Косьва (от истока до Широковского гидроузла), Чусовая и Сылва, речной подбассейн реки — бассейны притоков Камы до впадения Белой. Речной бассейн реки — Кама[1].
По данным геоинформационной системы водохозяйственного районирования территории РФ, подготовленной Федеральным агентством водных ресурсов[1]:
- Код водного объекта в государственном водном реестре — 10010100912111100009462
- Код по гидрологической изученности (ГИ) — 111100946
- Код бассейна — 10.01.01.009
- Номер тома по ГИ — 11
- Выпуск по ГИ — 1
Напишите отзыв о статье "Лысьва (приток Обвы)"
Примечания
Литература
- Рыжавский Г. Я. [www.skitalets.ru/books/kama_rizh/39_47.htm Кондас, Иньва, Велва, Юсьва, Чертов, Обва, Сива, Лысьва, Нердва] // [www.skitalets.ru/books/kama_rizh/about.htm По Каме и её притокам] / Г. Я. Рыжавский. — М.: Физкультура и спорт, 1986. — 240 с. — (По родным просторам). — 45 000 экз. (обл.)
Ссылки
- В статье использована информация, предоставленная Федеральным агентством водных ресурсов из перечня водных объектов, зарегистрированных в государственном водном реестре по состоянию на 29.03.2009. [www.mnr.gov.ru/files/part/0306_perechen.rar Перечень] (rar-архив, 3,21 Мб).
Отрывок, характеризующий Лысьва (приток Обвы)
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.