Бобринская, Варвара Николаевна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Бобринская и Львова

Варвара Николаевна Бобринская
Художник А. П. Соколов (1889)
Имя при рождении:	Варвара Николаевна Львова
Род деятельности:	благотворительница
Дата рождения:	30 апреля (12 мая) 1864(1864-05-12)
Место рождения:	Москва
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	1940(1940)
Место смерти:	Турне, Бельгия
Отец:	Николай Александрович Львов
Мать:	Мария Михайловна Челищева
Супруг:	Алексей Алексеевич Бобринский
Дети:	Николай, Александр, Гавриил, Мария, Наталья

Графиня Варвара Николаевна Бобринская (урождённая Львова; 30 апреля [12 мая] 1864, Москва — 1940, Турне, Бельгия) — русская благотворительница, деятель русской эмиграции.

Биография

Родилась в дворянской семье Львовых: внучка коллекционера А. Н. Львова, сестра депутатов Государственной думы Владимира и Николая Львовых. Отец — Николай Александрович Львов (21 мая [2 июня] 1834 — 27 марта [8 апреля] 1887), гвардии поручик Кавалергардского полка; в отставке — помещик, почётный мировой судья; завещал около 40 картин русских и западных художников из своей коллекции Румянцевскому музею. Мать — Мария Михайловна Челищева (17 [29] июля 1843—1915), внучка сенатора Н. А. Челищева.

Получила домашнее образование в объёме курса мужской гимназии. Выйдя замуж в 1889 году за графа Алексея Бобринского, жила в его Богородицкой усадьбе, затем в имении Бутырки в Тульской губернии, где с 1891 года стала заниматься благотворительностью, начав с организации в своём имении помощи голодающим, затем создавала воскресные школы и школы чтения для взрослых. В 1898 году оказывала помощь заключённым в Новороссийской тюрьме.

В 1901 году открыла в Москве первый женский рабочий клуб. В 1903 году основала общежитие для рабочих-женщин, из которого впоследствии образовалось «Общество попечения о молодых девицах».

В 1902 году опубликовала в «Русских Ведомостях» письмо о босяках Хитрова рынка, всколыхнувшее русское общество и заставившее многих начать жертвовать деньги на благотворительность. Уже через месяц после публикации письма возникло «Городское попечительство о бедных Хитрова рынка», занявшееся устройством ночлежных домов для пришлых рабочих, а также биржи труда. В 1909 году попечительство выстроило образцовый ночлежный дом на 1500 человек.

В 1903 году пожертвовала Румянцевскому музею библиотеку, оставшуюся от отца (401 том в основном иностранных книг); это собрание растворено в фондах РГБ и в настоящее время не выявлено.

В 1905 году выделила деньги на основание Дарвиновского музея и оказывала ему финансовую помощь в течение 8 лет. Во время первой русской революции активно участвовала в политической агитации, особенно в земских и освобожденческих кругах. В её доме в Москве регулярно встречались политические активисты, что способствовало сближению городских и земских деятелей. Симпатизировала кадетскому движению и Всероссийскому крестьянскому союзу, поддерживала их.

После революции 1905 года была под негласным надзором полиции. На выборах в первую думу содействовала партии народной свободы; после роспуска первой думы отошла от политической деятельности. В 1908—1909 годы издавала в Москве дешёвый просветительский журнал «Северное Сияние».

В 1909 году создала и возглавила комиссию заграничных и русских экскурсий, имевшую цель предоставить народным учителям и демократической интеллигенции возможность путешествовать; уже в 1909—1910 годы около 2000 экскурсантов побывали за границей. Ежегодные (1909—1913) отчёты об экскурсиях в Италию учителей и врачей, организованных комиссией, публиковал в «Русских Ведомостях» писатель Михаил Осоргин, выступавший также в качестве экскурсовода. В 1910 году занималась организацией деревенского театра.

В 1918 году уехала на юг России, став в 1919 году членом городской управы Пятигорска. Эмигрировала.

В мае 1920 года по предложению генерала А. С. Лукомского возглавила Главное справочное бюро, созданное в Константинополе для регистрации беженцев из России и помощи в поиске родных и близких.

После 1922 года переехала в Париж; работала директором Четверговой школы и Педагогического музея в Булонь-сюр-Сен, близ Парижа. Была членом Общества «Икона» в Париже.

Семья

В 1889 г. вступила в брак с графом Алексеем Алексеевичем Бобринским (6 [18] мая 1864 — 14 июня 1909), крупным землевладельцем и наследником сахарных заводов, старшим сыном генерал-лейтенанта А. П. Бобринского. Дети:

• Николай (1890—1964), известный зоолог, географ,
• Александр (1891—1916),
• Гавриил (1892—1965),
• Мария (4.2.1894 — ?), в замужестве Ступницкая.
• Наталья (4.2.1894 — 1952), в замужестве Карлинская.

Литература

• [feb-web.ru/feb/rosarc/mmo/mmo-870-.htm Именной указатель : Бобринская Варвара Николаевна, урожд. княжна Львова] // Осоргин М. М. Воспоминания, или Что я слышал, что я видел и что я делал в течение моей жизни, 1861—1920 / отв. ред. А. Л. Налепин. — М.: Рос. фонд культуры и др., 2009. — С. 882.

Ссылки

• [bogatov.info/cgi-bin/gw?b=Genbase&i=2271 Варвара Львова] (рус.). bogatov.info. Проверено 24 июня 2015.

[ru.rodovid.org/wk/Запись:333420 Варвара Николаевна Львова (Бобринская)] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

• [enc-dic.com/history/Bobrinskaja-Varvara-Nikolaevna-4186.html Бобринская Варвара Николаевна] (рус.). Исторический словарь. Энциклопедии & Словари. Проверено 26 июня 2015.

Отрывок, характеризующий Бобринская, Варвара Николаевна

Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.