Львовское воеводство
| ||
Страна | ||
---|---|---|
Статус | ||
Входит в | ||
Включает | ||
Административный центр | ||
Крупнейшие города |
Борислав | |
Дата образования | ||
Дата упразднения | ||
Воевода |
см. список | |
Воеводская управа |
ул. Чарнецкого 18, Львов | |
Официальные языки | ||
Население (1931) |
3 126 300 | |
Плотность |
110 чел./км² | |
Национальный состав | ||
Конфессиональный состав |
католики-1 264 162 | |
Площадь |
28 402 км² | |
Код автом. номеров |
LW | |
Примечания: 1) В 1944-1945 существовало в урезанном виде. 2) 18 августа 1945 переименовано в Жешувское воеводство. |
Льво́вское воево́дство — польская административно-территориальная единица в Галиции в период между двумя мировыми войнами. Территория в 1921 году — 27 024 км², в 1939 году — 28 402 км². Население в 1921 году — 2 718 014 человек, в 1931 году — 3 126 300 человек. Было организовано 23 декабря 1920 года после присоединения Восточной Галиции к Польше.
Прекратило существование 4 декабря 1939 года после образования Генерал-губернаторства Третьего Рейха и Львовской и Дрогобычской областей УССР. Восстановлено с центром в городе Жешув, без территорий вошедших в состав СССР, в 1944 году. 18 августа 1945 года переименовано в Жешувское.
Содержание
История
21 апреля 1920 года Директория Украинской Народной Республики заключила договор с Правительством Польской Республики о совместной войне против Российской СФСР на условиях признания перехода к Польше западно-украинских земель за пределами российско-австрийской границы существовавшей до 1914 года.
Польское правительство 23 декабря 1920 года образовало Львовское воеводство.
После завершения Советско-польской войны 1919—1921 гг.. 18 марта 1921 года ПР, РСФСР и Украинская ССР подписали Рижский мирный договор 1921 г. по условиям которого УНР прекратила существование, а земли перешли к Польше, в том числе Львовское воеводство.
1 сентября 1939 года германские войска напали на Польскую Республику, началась Германо-польская война 1939 года.[1]
17 сентября 1939 года Красная Армия Советского Союза вступила на территорию восточной Польши — Западной Украины, и 28 сентября 1939 года был подписан Договор о дружбе и границе между СССР и Германией. Территория воеводства была разделена между СССР и Третьим Рейхом.
На территориях вошедших в состав СССР, 27 октября 1939 года установлена Советская власть.[2]
C 14 ноября 1939 года восточная часть воеводства в составе Украинской Советской Социалистической Республики Союза Советских Социалистических Республик.[2]
Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 декабря 1939 года «Об образовании Волынской, Дрогобычской, Львовской, Ровенской, Станиславской и Тарнопольской областей в составе Украинской ССР» утвердил новые административно-территориальные образования на территории СССР.
На территориях не вошедших в Советский Союз 22 августа 1944 года, указом Польского комитета национального освобождения восстановлено довоенное территориально-административное деление[3]. Временной столицей воеводства стал город Жешув. 18 августа 1945 года переименовано в Жешувское и Жешув был утверждён в качестве столицы воеводства.
Административное деление
Площадь повята дана по состоянию на 1939 года. Население по данным всеобщей переписи населения 1931 года. Для повятов, упразднённых ранее этого — площадь по состоянию на последний год существования, население на основе данных переписи 1921 года.
Повят | Площадь (км²) | Население | Центр повята | Население центра | |
---|---|---|---|---|---|
Львовское воеводство | |||||
Бубрецкий | 891 | 97 100 | Бубрка | 5441 | |
Бжозовский | 684 | 83 200 | Бжозув | 4242 | |
Цешанувский (до 1922) 4 | 1136 | 86 549 | Цешанув 4 | 2248 | |
Добромильский | 994 | 94 000 | Добромиль | 5531 | |
Дрогобычский | 1499 | 194 400 | Дрогобыч | 32 300 | |
Грудецкий | 889 | 85 000 | Грудек Ягеллоньский | 12 942 | |
Ярославский | 1337 | 148 000 | Ярослав | 22 330 | |
Яворовский | 977 | 86 800 | Яворув | 10 690 | |
Кольбушовский | 873 | 69 600 | Кольбушова | 3112 | |
Кросьненский ¹ | 934 | 113 400 | Кросно | 12 125 | |
Лиский (с 1931 Леский) 5 | 1832 | 111 600 | Лиско (с 1931 Леско) 5 | 3943 | |
Любачовский (с 1923) 4 | 1146 | 87 300 | Любачув 4 | 6245 | |
Львовский | 1276 | 142 800 | Львув | 312 200 | |
Львув-город | 67 | 312 200 | Львув | 312 200 | |
Ланьцуцкий | 889 | 97 700 | Ланьцут | 7535 | |
Мосьциский | 755 | 89 500 | Мосьциска | 4770 | |
Нижаньский | 973 | 64 200 | Ниско | 5461 | |
Пшемышльский | 1002 | 162 500 | Пшемысль | 51 000 | |
Пшеворский | 415 | 61 400 | Пшеворск | 5941 | |
Равский | 1401 | 122 100 | Рава-Русская | 11 146 | |
Рудецкий | 670 | 79 200 | Рудки | 3649 | |
Жешувский ¹ | 1270 | 185 100 | Жешув | 26 900 | |
Самборский ² | 1133 | 133.800 | Самбор | 21 900 | |
Саноцкий | 1282 | 114 200 | Санок | 14 262 | |
Сокальский | 1324 | 109 100 | Сокаль | 12 135 | |
Старосамборский (до 1932) ² | 689 | 82 135 | Стары Самбор | 4867 | |
Стшижовский (до 1932) ¹ | 524 | 56 400 | Стшижув | 3060 | |
Тарнобжегский | 949 | 72 200 | Тарнобжег | 3643 | |
Турчаньский (с 1931) ³ | 1829 | 114 400 | Турка | 10 145 | |
Жулкевский | 1111 | 95 500 | Жулкев | 10 348 | |
¹ 1 апреля 1932 г. расформирован Стшижовский повят а его территории вошли в состав Жешувского и Кросьненского повятов ([isap.sejm.gov.pl/DetailsServlet?id=WDU19320060036 Dz. U. z 1932 r. Nr 6, poz. 36]). | |||||
² 1 апреля 1932 г. расформирован Старосамборский повят а его территория включена в Самборского повята ([isap.sejm.gov.pl/DetailsServlet?id=WDU19320060036 Dz. U. z 1932 r. Nr 6, poz. 36]). | |||||
³ 17 апреля 1931 года в состав Львовского воеводства передан Турчаньский повят из Станиславовского воеводства ([isap.sejm.gov.pl/DetailsServlet?id=WDU19310340238 Dz. U. z 1931 r. Nr 34, poz. 238]). | |||||
4 1 января 1923 перенесён центр Цешанувского повята из Цешанува в Любачув а название повята изменено на Любачовский повят (Шаблон:Monitor Polski) | |||||
5 4 марта 1931 изменено название повятого центра Лиска на Леско, из-за чего название Лиского повята изменено на Леский повят (Шаблон:Monitor Polski) |
Население
По переписи 1931 года в той части Львовского воеводства, которая ныне входит в состав Украины, проживало 1 661 971 человек, из которых 757 202 (45.56 %) признали родным языком украинский язык, 739 137 (44.47 %) — польский язык, 150 930 (9.08 %) — идиш, 10 612 (0.64 %) — немецкий язык, 629 (0.04 %) — русский язык, 482 (0.03 %) — чешский язык[4]. При этом во Львове по сравнению с другими уездами была наиболее высока доля носителей польского языка, идиш, русского и чешского языков, однако ниже всех других уездов доля носителей украинского языка[4].
В конфессиональном плане население Львовского воеводства (на территории нынешней его украинской части) распределялось следующим образом: 903 349 (54.35 %) — грекокатолики, 521 084 (31.35 %) — римокатолики, 218995 (13.18 %) — иудеи, 11 184 (0.67 %) — протестанты, 4 017 (0.24 %) — православные[4].
Львовские воеводы
Воеводы
- Казимеж Грабовский (23 апреля 1921 — 30 июня 1924; отстранён от обязанностей 10 марта 1924)
- Станислав Зимный (10 марта 1924 — 10 декабря 1924; до 30 июня 1924 — и. о.)
- Павел Гарапих (30 декабря 1924 — 28 июля 1927)
- Пётр Дунин-Борковский (28 июля 1927 — 30 апреля 1928)
- Войцех Агенор Голуховский (9 июля 1928 — 29 августа 1930)
- Бронислав Наконечников-Клюковский (29 августа 1930 — 6 июля 1931)
- Юзеф Рожнецкий (28 июля 1931 — 30 января 1933)
- Владислав Белина-Пражмовский (31 января 1933 — 14 апреля 1937)
- Альфред Билык (30 апреля 1937 — 17 сентября 1939).
Делегаты правительства Польши по Львовскому воеводству
- Францишек Буяк (август 1941)
- Эдмунд Буланда (август 1941 — январь 1942)
- Станислав Кульчиньский (январь 1942 — июнь 1942)
- Юлиан Чижевский (конец 1942 — 15 марта 1944)
- Адам Островский (15 марта 1944 — 1 августа 1944)
Воеводы Львовского воеводства со столицей в Жешуве
- Здзислав Виктор Йедлиньский (18 августа — 22 сентября 1944)
- Станислав Януш (22 сентября — 22 октября 1944)
- Станислав Ткачёв (22 октября 1944 — 30 июня 1945)
- Эдвард Клюк (1-31 июля 1945)
- и. о. Ян Мирек (1-18 августа 1945)
Напишите отзыв о статье "Львовское воеводство"
Примечания
- ↑ Военный энциклопедический словарь, Москва, Военное издательство, 1984 год, 863 страниц (стр.) с иллюстрациями (ил.), 30 листов (ил.).
- ↑ 1 2 Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979.
- ↑ Dekret Polskiego Komitetu Wyzwolenia Narodowego z dnia 21 sierpnia 1944 r. o trybie powołania władz administracji ogólnej I i II instancji, [isap.sejm.gov.pl/DetailsServlet?id=WDU19440020008 Dz. U. z 1944 r. Nr 2, poz. 8]
- ↑ 1 2 3 [etno.us.org.ua/nsklad/1931-lvivske.html Перепись 1931 года: Львовское воеводство]
Литература
- Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938 г. — июль 1956 г. под ред. к. ю. н. Мандельштам Ю. И. — Москва: Государственное издательство юридической литературы, 1956. — С. 52-53. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 декабря 1939 года «Об образовании Волынской, Дрогобычской, Львовской, Ровенской, Станиславской и Тарнопольской областей в составе Украинской ССР».
- Военный энциклопедический словарь (ВЭС), Москва (М.), Военное издательство (ВИ), 1984 год (г.), 863 страниц (стр.) с иллюстрациями (ил.), 30 листов (ил.).
|
Отрывок, характеризующий Львовское воеводство
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.