Львов, Александр Дмитриевич

Князь Александр Дмитриевич Львов (1863—1922) — камергер, действительный статский советник, организатор противопожарных мероприятий, владелец Львовского дворца в Стрельне. С 1894 года состоял председателем Главного совета Соединенного российского пожарного общества и редактором ежемесячного органа общества «Пожарное дело».

Биография

Единственный сын князя Дмитрия Александровича Львова и Александры Павловны, единственной внучки великого князя Константина Павловича, дочери его внебрачного сына Павла Александрова, от которого князь Львов унаследовал имение Александровка на Петергофской дороге. В молодости жил в Дрездене.

В 1892—1895 годах был председателем Петергофской уездной земской управы. В 1881 году устроил в Стрельне на собственные средства пожарную команду, ставшую школой для подготовки брандмейстеров и старших чинов пожарной службы. Составил первое руководство для пожарных деятелей: «Городские пожарные команды» (1890). Ему же принадлежит инициатива устройства первой всероссийской пожарной выставки, проведённой в 1892 году в СПб. С 1894 года состоял председателем Главного совета Соединенного российского пожарного общества (см.) и редактором ежемесячного органа общества «Пожарное дело».

По инициативе Львова в 1892 в Санкт-Петербурге была открыта I Всероссийская пожарно-техническая выставка под эгидой Императорского русского технического общества. К работе выставки был приурочен «съезд русских деятелей для обсуждения вопросов по пожарному делу». Львов участвовал в создании Соединенного Рос­сийского пожарного общества (1893). Стал сподвижником графа А. Д. Шереметева, которого в 1894 сменил на посту председателя Главного Совета Общества и занимал эту должность до 1916 год.

К числу основных заслуг Львова, следует отнести создание широкой сети добровольных команд и дружин, насчитывавших к началу Первой мировой войны более 40 тыс. человек. По его инициативе были созданы всероссийские передвижные пожарно-технические выставки на базе специально оборудованного речного судна «Первенец» (1897) и поезда (1899), выполнявших рейсы по российской глубинке со 116 и 78 стоянками соответственно. Судьба Львова после Октябрьской революции не установлена.

Семья и потомки

Александр Дмитриевич был дважды женат. Первая жена Агнесса фон Венк по национальности немка, по вероисповеданию лютеранка, не принявшая православие. От этого брака в Дрездене родился в 1884 году сын Mikhael Lvoff, чьи потомки проживают во Флориде.

Вторым браком Александр Дмитриевич женился на Елизавете Николаевне Бейл, православного вероисповедания. От второго брака родилась дочь Александра, вышедшая замуж за князя Николая Александровича Друцкого.

Труды

• Доклад и. д. предводителя дворянства С.-Петербургского уезда : С.-Петерб. уезд. собр. дворянства Санкт-Петербург : тип. и лит. И. Флейтмана, 1899.
• Городские пожарные команды : Опыт руководства к их устройству и отправлению ими службы / [Кн. А. Д. Львов] Санкт-Петербург : тип. А. Якобсона, 1890.
• «О зависимости пожаров от дурного устройства печей и труб» : Докл. кн. А. Д. Львова (чит. на Съезде рус. деятелей по пожар. делу) [Санкт-Петербург] : тип. Муллер и Богельман, ценз. 1892
  При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Львов, Александр Дмитриевич

Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.