Львов, Андре

Андре Мишель Львов
André Michel Lwoff
Дата рождения:	8 мая 1902(1902-05-08)
Место рождения:	Эне-ле-Шато, Алье, Франция
Дата смерти:	30 сентября 1994(1994-09-30) (92 года)
Место смерти:	Париж, Франция
Страна:	Франция
Научная сфера:	микробиология
Место работы:	Институт Пастера
Учёная степень:	доктор философии
Альма-матер:	Институт Пастера
Известен как:	открыватель явления лизогении, автор понятия провирус
Награды и премии:	Нобелевская премия по физиологии и медицине (1965) Медаль Левенгука (1960)

Андре́ Мише́ль Львов (фр. André Michel Lwoff, 8 мая 1902, Эне-ле-Шато — 30 сентября 1994, Париж) — французский микробиолог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1965 года (совместно с Франсуа Жакобом и Жаком Моно) «за открытия, касающиеся генетического контроля синтеза ферментов и вирусов».

Биография

Происхождение

Андре Львов родился 8 мая 1902 года в деревне Энэ-лё-Шато (департамент Алье, Франция) в интеллигентной еврейской семье российского происхождения. Его дед и бабушка по материнской линии — детский врач Яков Миронович Симонович и педагог Аделаида Семёновна Симонович (урождённая Бергман) — стояли у истоков дошкольного образования в России.

• Отец — Соломон Кеселевич Львов (1858, Кременчуг — 1939) — был народовольцем, а впоследствии психиатром, главным врачом психиатрической больницы под Парижем; за участие в студенческом революционном движении в Киеве был вместе с братьями Наумом (1856—1889) и Ароном Львовыми сослан в Олонецкую губернию, и после побега в 1887 году эмигрировал во Францию. В 1910—1911 годах он вместе с Полем Серьё (Paul Sérieux) возглавлял государственную экспедицию по изучению психических заболеваний и психиатрической помощи в магрибском регионе (Алжир и Марокко), завершившуюся рядом важных публикаций по психиатрической эпидемиологии, имеющих значение для истории медицины по сей день. По поручению Министерства внутренних дел занимался также изучением организации медицинской помощи душевнобольным в сельской местности в долине Сены, что нашло отражение в коллективных монографиях «Rapport sur le service des aliénés du département de la Seine pour l’année 1911» и «Rapport Sur Le Service Des Aliénés Du Département De La Seine Pendant L’année 1914 et 1915». Именно отец заинтересовал юного Львова медициной, уже подростком приводя его с собою на утренние обходы больных.

• Мать — Мария Яковлевна Львова (урожд. Симонович, 1864—1955) — скульптор, дочь Якова Мироновича Симоновича и Аделаиды Семёновны Симонович, двоюродная сестра художника Валентина Серова, изображённая им на известной картине «Девушка, освещённая солнцем» (переданной ею из Франции в дар Третьяковской галерее в 1940 году) и на более позднем [www.picture.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=7024 портрете], который Андре Львов после смерти матери передал в дар музею Орсэ. Училась скульптуре и живописи в Париже, где познакомилась с будущим мужем. Оставила мемуары (1949) о своей сестре Надежде Яковлевне Симонович (в замужестве Дервиз, 1866—1907) и её муже художнике В. Д. Дервизе (1853—1937). Была возлюбленной художника Михаила Врубеля.

Научная карьера

В возрасте 19 лет был принят на работу в Институт Пастера, где был ассистентом у всемирно известного французского микробиолога Эдуара Шаттона (фр. Edouard Chatton), с которым впоследствии работал вместе в течение 17 лет. Первые исследования Львова были в области паразитических инфузорий, цикла их развития и морфогенеза. Позднее работал над проблемами, связанными с питанием простейших одноклеточных организмов. В 1962 году предложил классификацию вирусов. Ввёл понятие провируса; работы по механизму заражения провирусами бактерий были удостоены Нобелевской премии.

В 1932—1933 годах по гранту Рокфеллеровского фонда работал в лаборатории Отто Мейергофа в Гейдельберге. В 1936 году по другому гранту того же фонда работал в Кембридже в лаборатории Дэвида Кейлина. В 1938 году Львов становится деканом факультета в Пастеровском институте, а в 1959 году профессором микробиологии на Факультете наук в Париже.

Андре Львов имел почётные степени ряда университетов: Чикагского (D. Sc., 1959), Оксфордского (D. Sc., 1959), Глазго (Doctor of Laws, 1963) и Лувени (M. D., 1966).

В 1929 году получил медицинскую степень в Парижском университете, в 1932 году — степень доктора философии.

В серии совместных работ со своим двоюродным племянником и аспирантом Луисом Симиновичем и Нильсом Кьелгаардом по воздействию ультрафиолетового излучения на лизогенные бактерии (1952) впервые продемонстрировал его индуктивное воздействие на выделение бактериофага и роль последнего в гибели клетки. Это открытие привело к использованию явления лизогении (впервые описанного А. Львовым и Антуанет Гутман в 1950 году) в молекулярном анализе и цитировалось нобелевским комитетом при присуждении премии Андре Львову.

Личная жизнь

В 1925 году Андре Львов женился на Маргерит Бурдалё (Marguerite Lwoff, 1905—1979), с которой познакомился в Пастеровском институте и в дальнейшем проводил совместные исследования.

Ссылки

• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1965/lwoff-bio.html Биография Андре Львова на сайте Нобелевского комитета] (англ.).
• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1965/lwoff-lecture.html Нобелевская лекция Андре Львова] (англ.).

Отрывок, характеризующий Львов, Андре

– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.