Львов-Главный

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Львов (станция)»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Координаты: 49°50′23″ с. ш. 23°59′39″ в. д. / 49.839724389° с. ш. 23.994292306° в. д. / 49.839724389; 23.994292306 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.839724389&mlon=23.994292306&zoom=16 (O)] (Я)
Станция Львов-Главный
Львов — Стрый</br>Львов — Красное
Львовская железная дорога
Отделение ж. д.:

Львовская дирекция (укр.)

Оператор:

Украинские железные дороги

Дата открытия:

6 ноября 1861

Тип:

пассажирская станция

Количество платформ:

5

Количество путей:

8

Тип платформ:

3 островные, 2 боковые

Ток:

переменный (Львов — Красное (укр.)), постоянный (Львов — Стрый (укр.))

Архитекторы:

Владислав Садловский (укр.)

Выход к:

улице Черновицкой, Дворцовой площади

Расположение:

Украина Украина, Львовская область, Львов

Пересадка на станции:

Львов-Пригородный

Пересадка на:

Трм: 1, 6, 9, 10;
А: 1Н, 2Н, 3Н, 4Н, 5Н, 6Н, 7Н, 10, 16, 31, 125;
МТ: 29, 32

Расстояние до Киева:

614 км 

Код в «Экспресс-3»:

2218000

Станция Львов-Главный на Викискладе</td></tr>

</table>

Львов-Главный (укр. Львів-Головний) — главный железнодорожный вокзал в городе Львове и крупный вокзал Львовской железной дороги.

Исторически это первый вокзал на территории современной Украины.

Расположен в 2,5 км от центра города на юго-запад на линии Главного европейского водораздела на высоте 316 м над уровнем моря.

С времени открытия в 1861 году, это уже второе вокзальное сооружение, возведенное в 1904 году.

Вокзал обслуживает все поезда дальнего и местного сообщения, а также пригородные поезда Краснянского, Рава-Русского, Сокальского и Луцкого направлений.





История

В 1841 году правительство Австрийской империи утвердило Программу по делам железных дорог, которой, среди прочего, было предусмотрено строительство железных дорог в Королевстве Галиции и Лодомерии. Линия из Вены до Львова должна быть построена до 31 декабря 1863 года. После этого город должен быть соединено с Бродами, Черновцами и другими городами коронной земли.

В 1858 году цесарско-королевское Привилегированное общество Галицких железных дорог имени Карла Людвига получило концессию на строительство вокзала во Львове. Строительство велось на заболоченной горе на площадь 67 моргов. Открытие вокзала состоялось одновременно с открытием движения Галицкой железной имени Карла Людвига на участке Перемышль — Львов, 4 ноября 1861 года. В 14:30 прибыл первый поезд в составе паровоза «Ярослав», двух пассажирских вагонов и четырёх платформ. 24 ноября дирекция железной получила разрешение на регулярное движение поездов из Львова в Вену и Краков.

В 1866 году открыто движение в Черновцы, в 1869 году — до Бродов и границы с Российской империей, в 1881 году — до Тернополя и Подволочиска.

Сооружение вокзала была 70 саженей в длину и 10 саженей в ширину. В помещении располагались залы ожидания для пассажиров всех классов, ресторан, кафе, конторы технических служб и полиции, касса багажного отделения, почтовое отделение.

У здания вокзала были размещены два павильона для контор и помещений служащих, вагонное депо с четырнадцатью вагонами, казармы для надзирателей и железнодорожных рабочих, ремонтные мастерские, склады. Персонал вокзала составлял 38 человек: начальник, 26 служащих, 10 надзирателей и врач.

С построением Черновицкого вокзала, между ними возникла конкуренция. Впоследствии их функции были разделены: Черновицкий вокзал принимал поезда по направлению Краков, Главный вокзал — по направлению Черновцы.

В 1892 году железная дорога стала собственностью государства. Это ускорило приток инвестиций, соответственно, и строительство новых линий. Это поставило вопрос о строительстве во Львове нового железнодорожного вокзала, ведь существующий не справлялся и растущим пассажиропотоком.

В 1899 году было рассмотрено и утверждено проект авторства Владислава Садловского, выполнен в 1898 году на основании материалов директора железной Людвика Вежбицкого.

Строительство было начато в 1902 году на месте старого вокзала. Строительные работы выполняла фирма Ивана Левинского, Альфреда Захаревича и Юзефа Сосновского. Главный вход и дебаркадер выполнены по проекту инженера Е. Зеленевского. Интерьеры залов ожидания 1 и 2 классов спроектировал А. Захаревич. Интерьеры залов ожидания 3 класса, ресторана и столовой спроектировали Т. Обминский и А. Лушпинский. Фронтон здания украсили скульптурами А. Попеля и П. Войтовича: женщина символизирует дорогу и торговлю, человек на льве — промышленность и город Львов. Основным элементом оформления главного вестибюля был витраж «Архангел Михаил» с панорамным видом Львова на фоне.

Вокзал был открыт 26 марта 1904. После открытия он был одним из самых современных в Европе.

20 июня 1915 вокзал подожгли отступающие войска Российской империи. Сооружение также значительно пострадало в результате польско-украинской войны 1918—1919 годов. В результате были уничтожены начальные интерьеры и центральный портал вокзала. После перехода Львова в состав Польши начались работы по восстановлению станции под руководством архитектора Генрика Зарембы. В 1923 году на фасаде и внутри сооружения установлено несколько композиций Петра Войтовича. Полностью перестройка львовского вокзала завершилась лишь в 1930 году.

Вокзал сильно пострадал во время Второй мировой войны, которым он подвергался уже с первого дня войны — 1 сентября 1939 года.

Полное послевоенное восстановление завершилось лишь в 1957 году.

В 2003 году, к столетию сооружения, вокзал был отреставрирован.

Структура

Сегодня в здании вокзала содержится:

1 кассовый зал, 6 залов ожидания различной комфортабельности, VIP-зал, зал официальных делегаций, 3 бара, ресторан, парикмахерская, газетные и аптечные киоски, комнаты отдыха.

Вокзал имеет 5 перронов, 8 путей (по одному пути у первого и пятого перронов и по два у второго, третьего, четвёртого перронов).

Выход с перронов обеспечивают три подземных перехода, а до первого перрона, кроме них, ещё два внешних выхода.

Над всеми перронами вокзала находится металлически-стеклянный дебаркадер.

Арочные перекрытия перронного дебаркадера образуют клепаные из стали фермы большого радиуса, которые заполнены бронированным стеклом. Общая длина конструкции — 159 м, ширина — 69 м. Метель элементы каркаса изготовлены на комбинате «Витковице» в Остраве (современная Чехия).

Вблизи вокзала, на площади Дворцовой, находится конечная остановка трамвайных маршрутов1, 6, 9, 10; автобусных маршрутов № 10, 16, 29, 31, 32, 125 и ночных автобусных маршрутов № 1Н, 2Н, 3Н, 4Н, 5Н, 6Н, 7Н.

Дальнее сообщение

По состоянию на 2015 год вокзал отправляет и принимает поезда следующих направлений:

Звёздочкой отмечены поезда, курсирующие только в летний период.

Электрификация

Львов является станцией стыкования.

Направления на Мостиску, Самбор, Стрый и Сыхов электрифицированы постоянным током в 3000 в/300А соответственно.

Пригородные маршруты обслуживаются электропоездами ЭР2, ЭР2Т и ЭПЛ2Т.

Товарные поезда буксируются электровозами ВЛ10, ВЛ11, пассажирские поезда буксируются при помощи ВЛ10.

В направление Красного и другие восточные направления электрифицированы переменным током номинальным напряжением в 25кВ/100А.

Пригородные маршруты обслуживаются электропоездами серии ЭР9.

См. также

Напишите отзыв о статье "Львов-Главный"

Ссылки

  • [www.uz.gov.ua/index.php?m=services.transppl.servvokzal.servlv&f=Doc.View&p=lviv&lng=uk Вокзал станции Львов.] (укр.)
  • [www.day.kiev.ua/29282/ Львовскому вокзалу — 100 лет]
  • [www.railway.lviv.ua/index.php Львовская государственная железная дорога]

</center>

Отрывок, характеризующий Львов-Главный

В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.