Льюис, Артур

Льюис, Артур
Sir William Arthur Lewis
Дата рождения:	23 января 1915(1915-01-23)
Место рождения:	Кастри
Дата смерти:	15 июня 1991(1991-06-15) (76 лет)
Место смерти:	Бриджтаун
Научная сфера:	экономика
Известен как:	автор модели Льюиса
Награды и премии:	Нобелевская премия по экономике

Сэр Уильям Артур Льюис (англ. Sir William Arthur Lewis; 23 января 1915, Кастри, Сент-Люсия, Британская Вест-Индия — 15 июня 1991, Бриджтаун, Барбадос) — английский экономист, профессор экономики Принстонского университета, лауреат Нобелевской премии 1979 года «за новаторские исследования экономического развития в приложении к проблемам развивающихся стран».

Биография

Льюис родился в Сент-Люсии (Вест-Индия) 23 января 1915 года в семье школьных учителей иммигранта из Антигуа Джорджа Фердинанда и Иды Луизы (урождённой Бартон) Льюис. Получил в Сент-Люсии среднее образование, окончив колледж св. Марии в 1929 году в возрасте 14 лет, после чего некоторое время работал клерком. В 1934 году поступил в Лондонскую школу экономики (ЛШЭ), где получил в 1937 году степень бакалавра в области коммерции и диплом с отличием, степень доктора получил там же в 1940 году.

Преподавательскую деятельность начал в ЛШЭ (1938—1948), продолжил в Манчестерском университете в должности профессора (1948—1957). В 1958 году Льюис занял пост директора Университетского Колледжа Вест-Индии, а в 1962 году после его преобразования в Университет Вест-Индии стал его первым почётным вице-президентом. С 1963 года назначен профессором в Школе государственных и международных проблем имени Вудро Вильсона при Принстонском университете, а с 1968 года профессором кафедры политической экономии Принстонского университета.

В годы Второй мировой войны работал в Комиссии по вопросам заработной платы и в Министерстве по делам колоний. В 1951—1973 годах входит в группу экспертов ООН по развивающимся странам, экономический советник правительств Золотого Берега в 1953 году и Западной Нигерии в 1955 году, а после получения Ганой независимости был назначен экономическим советником правительства Кваме Нкрумы и участвовал в составлении (1957—1958) первого пятилетнего плана. В 1970—1973 годах был президентом Карибского банка развития.

Семья

В 1938 году Льюис женился на Глэдис Джейкобс с острова Гренада, ставшей впоследствии скульптором, у них родидись две дочери.

Основной вклад в науку

Льюис является автором модели Льюиса, в которой городской промышленной отрасли доступна рабочая сила по фиксированной цене, равной прожиточному минимуму, обеспеченная на ранних стадиях развития безработицей в сельском хозяйстве, где создаётся практически неограниченный приток рабочей силы, необходимой для развития индустрии. На более поздних этапах развития двухсекторных экономик, когда избыточное предложение труда оказывается исчерпано, дополнительную рабочую силу из сельского хозяйства привлечёт только увеличение заработной платы.

Нобелевская премия

Артур Льюис в 1979 году вместе с Теодором Шульцем был удостоен Нобелевской премии по экономике «за новаторские исследования экономического развития, в особенности применительно к проблемам развивающихся стран».

Награды

В 1963 году правительство Великобритании присвоило Льюису рыцарское звание. Льюис был почётным доктором двадцати университетов Америки, Европы и Африки, включая Колумбийский, Гарвардский и Йельский, а также университетов Вест-Индии, Манчестера, Уэльса, Бристоля, Лагоса и Торонтоа. Он был почётным членом Лондонской школы экономики. В 1966—1973 годах — почётный президент Университета Ганы. В 1969 году он стал почётным членом Вейцмановского института (Израиль). В 1983 году назначен президентом Американской экономической ассоциации. Был членом-корреспондентом Британской академии наук. Занимал посты члена совета Королевского экономического общества (Великобритания), президента Экономического общества Ганы и члена Экономического консультативного комитета Национальной ассоциации поддержки цветного населения США.

Память

Портрет сэра Артура Льюиса помещён на реверсе (оборотной стороне) купюры в 100 восточно-карибских долларов.

Библиография

• Льюис У. А. Машина экономического роста замедляет ход // Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. — М.: Мысль, 2004. Т.V. Кн.1. (англ. The Slowing Down of the Engine of Growth, 1979).
• Lewis W.A. Labour in the West Indies. — London, 1939.
• Lewis W.A. Economic Problems of Today. — London, 1940.
• Lewis W.A. An Economic Plan for Jamaica//Agenda, 3(4), 1944. — Pр. 154—163.
• Lewis W.A. Monopoly in British Industry. — London, 1945.
• Lewis W.A. Economic Survey,1919—1939. — London, 1949.
• Lewis W.A. The Principles of Economic Planning, 1949.
• Lewis W.A. The Industrial Development of the Caribbean. Kent House, Port of Spain, 1951.
• Lewis W.A. [faculty.smu.edu/tosang/pdf/Lewis_1954.pdf Economic Development with Unlimited Supplies of Labour] // The Manchester School, 1954.
• Lewis W.A. The Theory of economic Growth. — London: Allen & Unwin, 1955.
• Lewis W.A. [www.princeton.edu/rpds/papers/WP_5.pdf Reflections on unlimited labour], Princeton, DP 55, October 1968.
• Lewis W.A. The Evolution of the International Economic Order. — Princeton: Princeton University Press, 1977.
• Lewis W.A. Growth and Fluctuations, 1870—1913. — London: Allen & Unwin, 1978.
• Lewis W.A. The Dual Economy Revisited // The Manchester School of Economics and Social Studies. 1979. No. 47, pp. 211—229.

Отрывок, характеризующий Льюис, Артур

Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.