Лэм, Чарлз

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Лэмб, Чарльз»)
Перейти к: навигация, поиск
Чарлз Лэм
Место рождения:

Лондон

Место смерти:

Эдмонтон, Мидлсекс (ныне часть Лондона)

Чарльз Лэм (Charles Lamb; 10 февраля 1775 — 27 декабря 1834) — английский поэт, публицист и литературный критик эпохи романтизма, один из крупнейших мастеров жанра эссе в истории английской литературы.





Биография и творчество

Лэм родился в семье лондонского клерка. В годы учёбы свёл дружбу с романтиками Ли Хантом и Кольриджем, которые стали его близкими друзьями на всю жизнь. Рассчитывал стать священником, но был вынуждён оставить эту мысль по причине заикания. С 1792 по 1825 гг. служил чиновником в ведомстве по делам Индии.

В 1796 г. произошло событие, перевернувшее жизнь Лэма, — его горячо любимая сестра Мэри в припадке безумия зарезала кухонным ножом их мать. С тех пор Чарльз жил вместе с душевнобольной сестрой, ухаживая за ней в минуты обострения болезни и помогая в работе над прозаическими пересказами пьес Шекспира, которые снискали широкую популярность. В 1808 г. они опубликовали переработанную для школьников версию «Одиссеи».

Лэм выступил на более серьёзном литературном поприще в 1798 г. с «Повестью о Розамунд Грей», за которой последовала в 1802 г. трагедия в стихах «Джон Вудвиль». Эти работы не принесли ему и толики того успеха, который выдался на долю короткого стихотворения «Старые знакомые лица» (1789). Кроме того, в поэтические антологии часто включают элегию «На смерть новорождённого» (1828).

С возрастом Лэм стал выступать в роли литературного критика, что, на самом деле, ему не очень нравилось. Но это был единственный способ заработать на жизнь и содержание сестры. В журнале Ли Ханта он публиковал статьи о Шекспире и Хогарте. Многие из его журнальных обзоров пострадали от вмешательства ретивых редакторов, так что наиболее полное представление о его литературных вкусах и предпочтениях дают письма. В одной-двух небрежно брошенных фразах, часто на полях, Лэм давал точные оценки художественных явлений своего времени. Британская энциклопедия называет его одним из классиков английского эпистолярного жанра[1].

Наибольшую славу Лэму принесли «Очерки Элии», которые он публиковал в собственном издании London Magazine с 1820 года. Первое собрание очерков вышло из печати в 1823 года, второе — 10 лет спустя. В своих очерках, или эссе, писатель прячется за маской Элии — манерного чудака, погружённого в воспоминания о событиях 30-летней давности. Темы очерков многообразны: театр, нежные чувства, политика. По стилю они ближе всего к произведениям Лоренса Стерна, которым Лэм не переставал восхищаться.

В последние годы жизни Лэм много выпивал. После падения с лестницы у него развилась рожа, от которой он и умер. Мэри Лэм пережила брата на 12 лет и похоронена подле него в Эдмонтоне близ Лондона.

Произведения

  • Blank Verse (1798, стихи)
  • John Woodvil (1802, драма в стихах)
  • Tales from Shakespeare (1807)
  • The Adventures of Ulysses (1808)
  • Specimens of English Dramatic poets who lived about the time of Shakespeare (1808)
  • On the Tragedies of Shakespeare (1811)
  • Witches and Other Night Fears (1821)
  • Essays of Elia (1823)
  • The Last Essays of Elia (1833)

Публикации на русском языке

  • Очерки Элии. Л.: Наука, 1979 (Литературные памятники)
  • На русский язык стихи Лэма переводили М. Михайлов и А. Плещеев.

Напишите отзыв о статье "Лэм, Чарлз"

Примечания

  1. [www.britannica.com/EBchecked/topic/328472 Charles Lamb (British author)] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online.

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Чарлз Лэм

Отрывок, характеризующий Лэм, Чарлз

Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.