Лэмпти, Нии

Нии Лэмпти
Общая информация
Полное имя	Нии Одарти Лэмпти
Прозвище	Новый Пеле
Родился	10 декабря 1974(1974-12-10) (49 лет) Тема, Гана
Гражданство	Гана
Рост	170 см
Позиция	полузащитник нападающий
Информация о клубе
Клуб	Элевен Уайз
Должность	ассистент главного тренера
Карьера
Молодёжные клубы
	Янг Корнерс
Клубная карьера*
1990—1993	Андерлехт	30 (9)
1993—1994	ПСВ	22 (10)
1994—1995	Астон Вилла	6 (0)
1995—1996	Ковентри Сити	6 (0)
1996—1997	Венеция	5 (0)
1997	Унион (Санта-Фе)	6 (0)
1997—1998	Анкарагюджю	10 (1)
1998—1999	Униан Лейрия	7 (0)
1999—2001	Гройтер	36 (5)
2001—2002	Шаньдун Лунэн	37 (7)
2003—2004	Аль-Наср (Дубай)	? (?)
2005—2006	Асанте Котоко	? (?)
2006—2008	Джомо Космос	? (?)
1990—2008	Итого	165+ (32+)
Национальная сборная**
1989—1991	Гана (юнош.)	9 (4)
1992	Гана (олимп.)	6 (0)
1993	Гана (мол.)	? (?)
1991—1996	Гана	38 (8)
Тренерская карьера
2009—н.в.	Элевен Уайз	асс. тр.
Международные медали
Олимпийские игры
Бронза	Барселона 1992	футбол
Кубок африканских наций
Серебро	Сенегал 1992
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Нии Одарти Лэмпти (англ. Nii Odartey Lamptey; 10 декабря 1974, Тема, Гана) — ганский футболист. За свою карьеру с 1990 до 2008 года он играл на позиции нападающего и полузащитника, известен по выступлениям за «Андерлехт», «ПСВ Эйндховен», «Астон Виллу», «Ковентри Сити» и сборную Ганы. В настоящее время — помощник главного тренера ганского клуба «Элевен Уайз».

Особенностью карьеры Лэмпти стала нестабильность: он стал известным, будучи ещё подростком, а затем последовала длительная череда неудач, которые весьма негативно отразились на его карьере. История карьеры Лэмпти используется в качестве отрицательного примера для тех, кто прибегает к давлению на молодых игроков, чтобы они были успешными.

Ранние годы

Нии Лэмпти родился в Теме, а рос в двух крупнейших городах Ганы: Аккре и Кумаси. У него было несчастливое детство, так как его родители игнорировали его и часто прибегали к насилию. Его отец был алкоголиком, часто бил и хлестал его, а иногда тушил об его тело сигареты. Лэмпти часто отказывалтся ночевать дома и прогуливал школу, находя отраду в футболе. Вскоре он добился успеха в этом виде спорта, несмотря на то, что отец-алкоголик ругал его и оскорблял всякий раз, когда смотрел, как его сын играет в футбол.

Когда Лэмпти было восемь лет, его родители развелись, и его отчим выгнал его из дома. Лэмпти нашёл убежище в мусульманском футбольном лагере и сменил веру с христианства на ислам, чтобы претендовать на вступление. Когда отчим узнал об этом, он обвинил своего приёмного сына в кощунстве и часто ссорился с ним рядом с футбольным лагерем. Но вскоре стало очевидно, что у молодого Лэмпти был талант, и он был взят в молодёжную команду «Янг Корнерс». Он в конце концов примирился с отцом, чтобы помочь ему избавиться от алкогольной зависимости, и снова принял христианство в 1997 году.

Клубная карьера

Карьера в Бенилюксе

Голландский футбольный тренер Аад де Мос подписал контракт с Лэмпти, когда ему было 15 лет, и привёл его в состав бельгийского гранда «Андерлехт» из молодёжной команды «Янг Корнерс» из Аккры, Гана.

В Бельгии были изменены правила возрастных ограничений, чтобы позволить ему дебютировать в 16 лет за «Андерлехт». Лэмпти подписал свой первый контракт с «Андерлехтом» в неполных 16 лет, став самым молодым игроком в истории бельгийской лиги.

В сезоне 1990/91 Лэмпти дебютировал в Кубке УЕФА. «Андерлехт» дошёл до четвертьфинала. После проигрыша на выезде «Роме» со счётом 3:0 «Андерлехт» пытался реабилитироваться перед своими болельщиками, однако, уже на 70-й минуте благодаря хет-трику Руди Фёллера «Рома» была впереди. Но далее последовали голы Вима Коимана и Нии Лэмпти, что сократило разрыв до минимума, но на то, чтобы сравнять счёт уже не было времени. «Рома» выиграла со счётом 3:2 (6:2 в итоге).

В сезоне 1991/92 «Андерлехт» прошёл в групповой этап Кубка европейских чемпионов. Соперниками были «Сампдория», «Црвена Звезда» и «Панатинаикос». В последнем матче перед Новым годом против «Црвеной Звезды» Лэмпти сравнял счёт в первом тайме. На 55-й минуте Люк Нилис вывел «Андерлехт» вперёд, однако соперник возобновил паритет и за две минуты до окончания матча вышел вперёд. Игра закончилась со счётом 3:2 в пользу «Црвеной Звезды». В итоге «Андерлехт» занял третье место в группе.

Он быстро зарекомендовал себя как результативный нападающий, радуя зрителей своей хорошей игрой и очевидным талантом, за что был прозван новым Пеле. После двух успешных сезонов с клубом он был продан в ПСВ, где произвёл аналогичное впечатление, доставляя удовольствие болельщикам и специалистам своей игрой. Лэмпти дебютировал в составе ПСВ 5 сентября 1993 года в матче против «Аякса», игра закончилась со счётом 2:0 в пользу амстердамского клуба. Своеобразный реванш за поражение Лэмпти взял 6 февраля 1994 года, когда ПСВ обыграл «Аякс» со счётом 4:1, а Лэмпти сделал первый в карьере дубль.

«Астон Вилла»

Рон Аткинсон инициировал трансфер Лэмпти в «Астон Виллу» летом 1994 года. Этот шаг стал неожиданностью, так как ПСВ в то время был более успешным клубом, чем «Астон Вилла», и Лэмпти был одним из ключевых игроков ПСВ. Тем не менее, на немецком телевидении Лэмпти напомнил, что, когда он приехал в Европу, он подписал эксклюзивный контракт маркетинга с итальянским агентом. Он думал, что агент будет действовать только в его интересах.

Антонио Кальендо (агент Лэмпти) был теневым персонажем, который обладал правом продажи Лэмпти, как рабовладелец, содержащий рабов. — мнение немецкого агента, которое также поддерживал будущий тренер Лэмпти Отто Пфистер.

Он думал только о том, где бы продать Лэмпти по лучшей цене, он получал приблизительно 25 % от суммы перевода, и поэтому Лэмпти оказался в «Астон Вилле». Лэмпти слишком поздно понял, что эксклюзивный контракт был ловушкой, от которой он не мог сбежать. Дебют за клуб был неубедительным, «Астон Вилла» проиграла «Блэкберн Роверс» со счётом 3:1, 24 сентября 1994 года. Лэмпти не смог произвести впечатление на «Вилла Парк», забив всего три гола, все в матчах Кубка Лиги против «Уиган Атлетик» (один в домашнем матче и два раза в гостях).

«Ковентри Сити»

После увольнения Аткинсона с поста тренера «Виллы» он взял с собой Лэмпти в свой новый клуб «Ковентри Сити». И опять Лэмпти забивал только в Кубке Лиги: два раза в матче против «Халл Сити» (один раз в домашнем матче и один раз в гостях). 14 октября 1995 года «Ковентри» не пропустил ни одного гола в матче с «Ливерпулем» на «Энфилде», в итоге — безголевая ничья, на этой игре присутствовало 39 тысяч болельщиков. Однако, через две недели команда потерпела поражение в матче с «Лидс Юнайтед» со счётом 3:1, Лэмпти провёл на поле 50 минут. Его дальнейшие выступления в «Ковентри» доказали, что стиль игры Лэмпти не подходил для Премьер-лиги, позднее пребывание в Италии было также неудачным. Лэмпти пошёл на сделку с клубом из Серии B, «Венеция». Этот процесс стал началом конца карьеры Лэмпти, и он не смог этому противостоять.

Поздняя карьера

Лэмпти присоединился к «Венеции» из Италии, а затем переехал в Аргентину. Изначально он хотел играть за клуб, где в своё время выступал Диего Марадона — «Бока Хуниорс», но у «Боки» было слишком много иностранцев в составе, поэтому Лэмпти присоединился к «Унион Санта-Фе». Следующим клубом Лэмпти стал «Анкарагюджю», в чемпионате Турции он провёл 10 матчей и забил один гол в последнем туре первенства в ворота «Алтая», однако его команда проиграла со счётом 3:2.

После неудачного пребывания в «Униан Лейрия» он нанял себе нового агента из Германии, который инициировал его переход в «Гройтер». Тем не менее, Лэмпти и его жене не понравилось в Германии, они были не в силах пережить культурный шок. Лэмпти не был настолько плох, как в предыдущих клубах, и часто выходил на замену. Первый матч в клубе Лэмпти сыграл в рамках кубка Германии 31 июля 1999 года, в том же матче он отличился голом, удвоив преимущество «Гройтера» над «Карл Цейсс», в конечном счёте соперник забил гол престижа, а матч закончился со счётом 2:1. Он дебютировал во Второй Бундеслиги 20 августа в матче против «Кёльна», игра закончилась безголевой ничьёй. Через девять дней Лэмпти сделал дубль в чемпионате в матче с «Рот-Вайсс Оберхаузен», итоговый счёт — 3:4. В 2000 году команда одержала несколько крупных побед с участием Лэмпти. 12 марта «Гройтер» обыграл «Штутгартер Кикерс» со счётом 5:1 (Лэмпти забил один гол). 13 августа была одержана победа со счётом 4:1 над «Кемницером». А 1 октября Лэмпти снова забил уже в ворота «Алемания Ахен», его команда выиграла со счётом 3:0. 22 апреля 2001 года Лэмпти вместе с клубом одержал самую большую победу в карьере над «Штутгартер Кикерс» со счётом 5:0. Однако, он оказался слишком хрупким для грубой Второй Бундеслиги. Лэмпти вскоре переехал в Азию.

Лэмпти присоединился к китайскому «Шаньдун Лунэн». 8 июля 2001 года Лэмпти забил первый гол в Китае, открыв счёт в матче с «Ляонин Хувин», его команда выиграла со счётом 3:1. Через неделю Лэмпти сделал первый дубль в поднебесной, забив по голу на первых и последних минутах в ворота столичного «Бэйцзин Гоань», кроме Лэмпти в том матче никто не забивал. 25 ноября «Шаньдун Лунэн» обыграл «Сычуань Гуаньчэн» со счётом 4:2, Лэмпти отличился голом на 62-й минуте. 9 декабря его команда с аналогичным счётом обыграла «Баи», на этот раз гол Лэмпти установил окончательный результат. По итогам сезона его команда заняла 6-е место. В сезоне 2002 года Лэмпти забил свой первый гол 13 апреля, удвоив на последних минутах преимущество своей команды над «Шанхай Шэньхуа». 31 августа Лэмпти забил уже в ворота другого шанхайского клуба, «Гуйчжоу Жэньхэ», чем удвоил преимущество своей команды. В данном сезоне «Шаньдун Лунэн» поднялся на две позиции и стал четвёртым. Он описал своё пребывание в Китае как самое счастливое время в его жизни, наконец он был снова принят болельщиками и специалистами. Затем он перешёл в «Аль-Наср Дубай», а позже обратно вернулся в Гану, в «Асанте Котоко».

Лэмпти заявил, что несмотря ни на что, он не чувствует себя проигравшим. Он также основал школу, которая носит его имя и является его гордостью. Помня своё неблагополучное детство, он хотел, чтобы другие дети были счастливы и готовы к жизни в обществе. В 2008 году в его школу ходили почти 400 учеников.

5 марта 2007 года Лэмпти подписал контракт с южноафриканской командой «Джомо Космос», где играл до 1 декабря 2007 года. После окончания карьеры Лэмпти занялся разведением пород крупного рогатого скота на ферме на окраине города Аккра.

Международная карьера

Молодёжные сборные

На международных соревнованиях Лэмпти начал представлять свою страну в 1989 году на юношеском чемпионате мира, где его сборная не вышла из группы, сыграв вничью с Шотландией и Кубой и проиграв Бахрейну. Лэмпти впервые начал привлекать внимание мировой футбольной общественности в 1991 году, когда он привёл юношескую сборную Ганы, известную как «Чёрные звёздочки», к победе на чемпионате мира. Он стал лучшим игроком турнира, получив Золотой мяч первенства, он обошёл аргентинцев Хуана Себастьяна Верона и Марсело Гальярдо и итальянца Алессандро Дель Пьеро. Впоследствии он стал известен как новый Пеле. Он забил четыре гола в этом турнире.

Золотой мяч мог быть выдан только одному из игроков сборной Ганы, которая выиграла турнир, так и случилось, Лэмпти получил особый сувенир на итальянском мундиале. Он был лидером достаточно хорошей команды. Его скорость, быстрота мышления и сыгранность с товарищами по команде (капитаном Алексом Опоку и коллегами по полузащите Мохаммедом Гарго и Эммануэлем Дуа) были замечены мировым футбольным сообществом. Его желание играть поближе к штрафной площади соперника помогло ему забить четыре гола, что сделало его лучшим бомбардиром турнира.

В знак признания его игры на юношеском чемпионате мира он в 1991 году занял пятое место в списке лучших африканских футболистов года. Позже Лэмпти перешёл в молодёжную сборную Ганы, известную как «Черные спутники», с которой выиграл Кубок африканских наций (до 20 лет), а затем проиграл Бразилии в финале молодёжного чемпионата мира в Австралии. Несмотря на то, что Гана открыла счёт, во втором тайме Бразилия отыгралась и за две минуты до конца матча вышла вперёд, итоговый счёт 2:1. Он также забил в матче против Португалии, который Гана выиграла со счётом 2:0. Летом 1992 года молодой Нии Лэмпти в составе Ганы занял третье место на летних Олимпийских играх 1992 года в Барселоне. Гана, которая была самой молодой командой в турнире (средний возраст команды составлял 18,8 лет), удивила футбольную общественность, став бронзовым призёром и первой африканской сборной, получившей медаль. В матче за 3-е место Гана с минимальным счётом обыграла Австралию, единственный гол забил Айзек Асаре. Лэмпти таким образом, приводил Гану к успеху во всех молодёжных международных турнирах, в которых он играл.

Основная сборная

В 16 лет Нии Лэмпти забил в своём дебютном международном матче за основную сборную в отборе на Кубок африканских наций, на 43-й минуте в домашнем матче против Того. Гана выиграла матч со счётом 2:0. Он стал регулярным игроком сборной, и его хорошее выступление помогло ему закрепиться в основе «Чёрных звёзд», он образовал сильную атакующую связку с капитаном команды Абеди Пеле и нападающим Тони Йебоа. Гана проиграла в финале Кубка африканских наций 1992 (проходил в Сенегале) Кот-д’Ивуару в серии пенальти со счётом 11:10, хотя Лэмпти реализовал свой удар. Таким образом он сыграл в финале Кубка африканских наций в 17 лет. Он продолжал выступать за сборную на высоком уровне в столь юном возрасте, играя с тех пор во всех международных матчах Ганы.

Последний матч в финальной части международных турниров он сыграл 31 января 1996 года в полуфинале Кубка африканских наций, соперником была ЮАР, однако, Лэмпти был удалён с поля, а его команда проиграла со счётом 3:0. «Чёрные звёзды» заняли четвёртое место, проиграв Замбии в матче за 3-е место без дисквалифицированного Лэмпти. Его последний матч за Гану закончился поражением со счётом 8:2 Бразилии в Сан-Жозе-ду-Риу-Прету, 27 марта 1996 года. Это был товарищеский матч в рамках подготовки к летним Олимпийским играм 1996 года. Многие эксперты полагают, что многочисленные перелёты в Африку и обратно на международные матчи завели в тупик его карьеру на клубном уровне. Его карьера позже пошла на спад.

Матчи за сборные

Матчи и голы Лэмпти за сборные Ганы под эгидой ФИФА
№	Дата	Соперник	Счёт	Голы Лэмпти	Соревнование
1	10 июня 1989	Шотландия	0:0	−	Чемпионат мира 1989 (до 17)
2	12 июня 1989	Бахрейн	0:1	−	Чемпионат мира 1989 (до 17)
3	14 июня 1989	Куба	2:2	−	Чемпионат мира 1989 (до 17)
4	17 августа 1991	Куба	2:1	2	Чемпионат мира 1991 (до 17)
5	20 августа 1991	Уругвай	2:0	1	Чемпионат мира 1991 (до 17)
6	22 августа 1991	Испания	1:1	-	Чемпионат мира 1991 (до 17)
7	25 августа 1991	Бразилия	2:1	1	Чемпионат мира 1991 (до 17)
8	28 августа 1991	Катар	0:0	-	Чемпионат мира 1991 (до 17)
9	31 августа 1991	Испания	1:0	-	Чемпионат мира 1991 (до 17)
10	26 июля 1992	Австралия	3:1	-	Олимпийские игры 1992
11	28 июля 1992	Дания	0:0	-	Олимпийские игры 1992
12	30 июля 1992	Мексика	1:1	-	Олимпийские игры 1992
13	2 августа 1992	Парагвай	4:2	-	Олимпийские игры 1992
14	5 августа 1992	Испания	0:2	-	Олимпийские игры 1992
15	7 августа 1992	Австралия	1:0	-	Олимпийские игры 1992
16	31 января 1993	Бурунди	1:0	-	Квалификация к ЧМ-1994
17	6 марта 1993	Уругвай	1:1	-	Чемпионат мира 1993 (до 20)
18	9 марта 1993	Германия	2:2	-	Чемпионат мира 1993 (до 20)
19	11 марта 1993	Португалия	2:0	1	Чемпионат мира 1993 (до 20)
20	13 марта 1993	Россия	3:0	-	Чемпионат мира 1993 (до 20)
21	17 марта 1993	Англия	2:1	-	Чемпионат мира 1993 (до 20)
22	20 марта 1993	Бразилия	1:2	-	Чемпионат мира 1993 (до 20)

Итого: 22 матча / 5 голов; 12 побед, 7 ничьих, 3 поражения.

Статистика выступлений

Сезон	Клуб	Страна	Матчи	Голы
мол.	Янг Корнерс	Гана Гана	?	?
1990/91	Андерлехт	Бельгия Бельгия	14	7
1991/92	Андерлехт	Бельгия Бельгия	15+4	2+1
1992/93	Андерлехт	Бельгия Бельгия	1	0
1993/94	ПСВ	Нидерланды Нидерланды	22	10
1994/95	Астон Вилла	Англия Англия	6	0
1995/96	Ковентри Сити	Англия Англия	6	0
1996/97	Венеция	Италия Италия	5	0
1997	Унион (Санта-Фе)	Аргентина Аргентина	6	0
1997/98	Анкарагюджю	Турция Турция	10	1
1998/99	Униан Лейрия	Португалия Португалия	7	0
1999/2000	Гройтер	Германия Германия	22+3	4+1
2000/01	Гройтер	Германия Германия	14+2	1+0
2001	Шаньдун Лунэн	КНР КНР	18	5
2002	Шаньдун Лунэн	КНР КНР	19	2
2003/04	Аль-Наср (Дубай)	ОАЭ ОАЭ	?	?
2005/06	Асанте Котоко	Гана Гана	?	?
2006/08	Джомо Космос	ЮАР ЮАР	?	?

Стиль игры

Нии Лэмпти отличался высокой скоростью, быстротой мышления и умением создавать сыгранные связки, что особенно проявилось в матчах за сборную. В молодёжной команде он был в тандеме с капитаном Алексом Опоку и полузащитниками Мохаммедом Гарго и Эммануэлем Дуа, в основной сборной сыгрался с Абеди Пеле и Тони Йебоа. Его игру сравнивали с игрой бразильской звезды, Пеле.

Лэмпти — мой истинный преемник. Пеле

После удачных выступлений Лэмпти за молодёжные команды скаут «Селтика» Ник Норурер, который занимался селекцией африканских футболистов, описал его игру так:

Он был очень хорошим, фантастическим игроком.

Однако, Лэмпти, будучи техничным футболистом, оказался не готов к силовому английскому футболу и грубой Второй Бундеслиге.

Тренерская карьера

19 февраля 2009 года он подписал контракт на должность помощника главного тренера «Элевен Уайз», здесь он работал с новым главным тренером Чарльзом Аконнором. В сезоне 2009/10 клуб занял 16-е место в чемпионате Ганы. После назначения Аконнора техническим директором клуба Лэмпти стал ассистентом Ханса-Дитера Шмидта, нового главного тренера. Лэмпти создал свою собственную академию в 2010 году под названием «Глоу Лэмп Соккер Академи», позднее она была переименована в «Голден Лайнонс Академи» после присоединения к амбициозному всеафриканскому проекту футбольной академии «ЛайонШейр» в июне 2011 года.

Достижения

Командные

«Андерлехт»

• Чемпионат Бельгии: 1990/91, 1992/93

Сборная Ганы

• Чемпионат мира (юнош.): 1991
• Летние Олимпийские игры (3-е место): 1992
• Кубок африканских наций (мол.): 1993

Личные

• Золотой мяч юношеского чемпионата мира: 1991
• Футболист года в Африке (5-е место): 1991

Личная жизнь

Нии Лэмпти женат (жену зовут Глория) и имеет двоих детей, однако, в своё время его родственники были против брака: Лэмпти был представителем народа га, его жена — фанти. В Аргентине его жена родила третьего ребёнка, Диего, названного в честь Марадоны. Но вскоре Диего серьёзно заболел. Врачи Буэнос-Айреса два с половиной месяца боролись за жизнь мальчика, однако, Диего умер. Большим эмоциональным ударом был также тот факт, что Лэмпти хотел похоронить своего сына в Гане, но ему отказали власти. Лэмпти впал в депрессию и временно отказался от футбола. В Германии его нередко игнорировали немецкие коллеги, и однажды товарищ по команде отказался спать с ним в одной комнате отеля. Это явное проявление расизма шокировало Лэмпти, но ещё хуже было то, что его новорождённая дочка Лиза тоже умерла вскоре после рождения. Второй мёртвый ребёнок Лэмпти также был похоронен за границей.

Популярность

С начала сезона 2012/13 группа болельщиков «Ковентри Сити» запустила проект под названием «Шоу Нии Лэмпти» в честь своего бывшего игрока. Первый эпизод вышел 16 августа 2012 года, обсуждался вылет из Чемпионшипа и надежды на новый сезон, также участники шоу дискутировали о том, кого можно назвать лицом клуба. Через десять дней вышел особый выпуск, посвящённый увольнению главного тренера клуба Энди Торна. По состоянию на 19 марта 2013 года, вышло 30 эпизодов шоу.

Ссылки

• [news.bbc.co.uk/sport1/hi/football/africa/4092352.stm Nii Lamptey returns home]
• [cromos_da_bola.blogspot.com/2006/04/por-cada-pel-h-um-lamptey.html A Look at Lamptey’s Career] (порт.)
• [football.guardian.co.uk/africannations2008/story/0,,2251652,00.html Boy wonder’s lost years]

Литература

• Der afrikanische Pelé (африканский Пеле), документация немецкой телевизионной станции WDR, на 14 апреля 2006

Персоналии   Футбол

Отрывок, характеризующий Лэмпти, Нии

Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.