Лэм, Елизавета

Елизавета Лэм
англ. Elizabeth Lamb
Джордж Ромни. «Портрет Елизаветы Лэм, виконтессы Мельбурн»
Имя при рождении:	Елизавета Милбенк
Род деятельности:	виконтесса Мельбурн
Дата рождения:	15 октября 1751(1751-10-15)
Место рождения:	Крофт-он-Тис, Ричмондшир, Северный Йоркшир, Англия, Великобритания
Подданство:	Великобритания Великобритания
Дата смерти:	6 апреля 1818(1818-04-06) (66 лет)
Место смерти:	Мельбурн-хаус, Лондон, Англия, Великобритания
Отец:	Ральф Мэлбенк, 5-й баронет
Мать:	Елизавета Хэдвот
Супруг:	Пенистон Лэм, 1-й виконт Мельбурн
Дети:	1. Пенистон (1770—1805) 2. Уильям (1779—1848) 3. Фредерик (1782—1853) 4. Георг (1784—1834) 5. Эмили (1787—1869) 6. Гарриет (1789—1803)

Елизаве́та Лэ́м, виконте́сса Ме́льбурн ((англ. Elizabeth Lamb, Viscountess Melbourne), в девичестве Ми́лбенк (англ. Milbanke), 15 октября 1751, Крофт-он-Тис, Ричмондшир, Северный Йоркшир, Англия, Великобритания — 6 апреля 1818, Мельбурн-хаус, Лондон, Англия, Великобритания) — британская светская львица периода Регентства, супруга политика из партии вигов Пенистона Лэма, 1-го виконта Мельбурн и мать премьер-министра Великобритании Уильяма Лэма, 2-го виконта Мельбурна. Имела дружественные и романтические отношения с Джорджианой Кавендиш, принцем Уэльским Георгом и Джорджем Гордоном Байроном.

Биография

Елизавета Милбенк родилась 15 октября 1751 года в деревне Крофт-он-Тис. Она была дочерью Ральфа Милбенка, 5-го баронета, и его супруги Елизаветы. Брат девочки, Ральф Ноэль, позднее стал преемником отца и 6-м баронетом. Проживала семье в Хельнеби-хаусе в Йоркшире. Ральф Милбенк был политиком, так же, как и дед девочки со стороны матери, Джон Хэдвот, член парламента от графства Дарем. Елизавета получала частное домашнее образование, брала уроки французского языка, любила поэзию. Мать умерла в 1767 году. Два года спустя девушка встретила Пенистона Лэма. Их свадьба состоялась в Лондоне, 13 апреля 1769 года. Молодожёны поселились в Мельбурн-хаусе на известной лондонской улице Пикадилли. Елизавета быстро вошла в высшее общество и стала известной фигурой в обществе политиков-вигов. С самого начала брака Пенистон начал изменять своей супруге с актрисами и куртизанками, одной из которых была известная актриса и певица София Баддели. Зная об изменах супруга, Елизавета стала следовать его примеру. В 1770 году Пенистон стал «лордом Мельбурном» и «бароном Килмором», а в 1781 году получил титул «виконта Мельбурна». Семья имела загородные резиденции: Брокет-холл в Хартфордшире и Мельбурн-холл в графстве Дербишир.

С самого начала брака леди Мельбурн стала налаживать дружеские отношения с лицами высшего общества, которые помогли супругам закрепиться в нём. Елизавета считалась образцовой матерью, вкладывая много усилий в воспитание детей, особенно сына Уильяма. Лорд Дэвид Сесис писал, что для своих детей леди Мельбурн была лучшей матерью, но её безнравственная репутация причиняла им страдания. Младший сын Джордж однажды подрался со своим другом, который обозвал его мать шлюхой.

В 1774 году леди Джорджиана Спенсер вступила в брак с Уильямом Кавендишем, 5-м герцогом Девонширским. Леди Елизавета Мельбурн стала близкой подругой Джорджианы. До этого момента она не пользовалась большой популярностью в обществе, и призналась молодой герцогини, что им лучше быть подругами, чем соперницами. Обе женщины и скульптор Анна Сеймур Дамер, были изображены на картине Даниэля Гарднера «Ведьмы круглого котла» в образе трёх ведьм.

К концу 1770-х годов у Елизаветы завязался роман с Джорджем Уиндхемом, 3-м графом Энгремонт. В обществе ходил слух, что граф купил любовь Елизаветы у её предыдущего любовника, Джона Колрейна, за 13 000 фунтов стерлингов. Джордж Уиндхем, возможно, был отцом детей леди Мельбурн: Уильяма, Эмили и Фредерика. Виконта Мельбурна сильно не волновали измены супруги. Лишь однажды между ними возникла ссора из-за смерти их старшего сына, Пенистона, умершего от туберкулёза, которого отец считал своим сыном.

В 1782 году Елизавета познакомилась с Георгом, принцем Уэльским, когда посещала сына во время его учёбы в Итонском колледже два раза в неделю. Их отношения сделали мужа леди Мельбурн камер-юнкером принца в его особняке Карлтон-хаусе. Отцовство четвёртого сына, Георга, приписывают именно принцу Уэльскому, который был также крёстным отцом мальчика. Среди её любовников был и известный поэт лорд Джордж Гордон Байрон, у которого был роман с будущей невесткой Елизаветы, леди Каролиной Понсонби. Байрон впоследствии женился на племяннице Елизаветы, леди Анне Изабелле Милбенк.

Лорд Мельбурн стал пэром Соединённого Королевства, а в 1815 году ему пожаловали титул «барона Мельбурна». Елизавета скончалась 6 апреля 1818 года в Мельбурн-хаусе в Лондоне. Возле неё в момент смерти находились её дети, для которых смерть матери стала большим ударом. Её супруг умер в 1828 году.

Дети

У леди Мельбурн было шестеро детей, и лишь отцовство старшего сына приписывают её законному супругу:

• Пенистон (1770—1805) — британский политик, имел связь с миссис Софией Хейвуд (1758—1819), умер от туберкулёза, детей не оставил;
• Бизнецы N и N (род. и ум. 1788) — умерли после рождения;
• Уильям (1779—1848) — 2-й виконт Мельбурн, премьер-министр Великобритании в 1834, 1835—1841 годах, был женат на леди Каролине Понсонби, имели сына и умершую после рождения дочь;
• Фредерик (1782—1853) — 3-й виконт Мельбурн, дипломат, женат не был, детей не имел;
• Георг (1784—1834) — политик и писатель, был женат на Каролине Розали Аделаиде Санкт Жюль, внебрачной дочери 5-го герцога Девонширского, детей не имели;
• Эмили (1787—1869) — супруга Генри Джона Темпл Палмерстона, премьер-министра Великобритании, имели пятерых детей;
• Гарриет (1789—1803) — умерла в юности от туберкулёза.

Литература

• Cecil, David. The Young Melbourne : [англ.]. — London : Hesperides Press, 2006. — P. 28—29. — 308 p. — ISBN 1-4067-3534-5.</span>
• Lewis, Judith Schneid. [books.google.com/books?id=7uySJriN1k8C&printsec=frontcover&dq=isbn:0415944120&hl=ru&sa=X&ei=zt-cVfKdF8XH7AaulI_gCA&ved=0CB0Q6AEwAA#v=onepage&q&f=false Sacred to Female Patriotism: Gender, Class, and Politics in Late Georgian Britain] : [англ.]. — London : Routledge, 2003. — P. 109, 215. — 272 p. — ISBN 0415944120.</span>
• Melbourne, Elizabeth Milbanke Lamb; Gross, Jonathan David. [books.google.ru/books?id=lSxTHfP5EyEC&printsec=frontcover&dq=Melbourne,+Elizabeth+Milbanke+Lamb;+Gross,+Jonathan+David.+Byron%27s+%22Corbeau+Blanc%22:+The+Life+and+Letters+of+Lady+Melbourne&hl=ru&sa=X&ved=0CBsQ6AEwAGoVChMIl8PFv8LkxgIVpPdyCh10egzA#v=onepage&q=Melbourne%2C%20Elizabeth%20Milbanke%20Lamb%3B%20Gross%2C%20Jonathan%20David.%20Byron's%20%22Corbeau%20Blanc%22%3A%20The%20Life%20and%20Letters%20of%20Lady%20Melbourne&f=false Byron's "Corbeau Blanc": The Life and Letters of Lady Melbourne] : [англ.]. — College Station : Texas A&M University Press, 1997. — P. 4, 14, 27, 39, 47. — 504 p. — ISBN 0890966729.</span>
• Stewart, John. [books.google.com/books?id=JPZWBAAAQBAJ&printsec=frontcover&dq=isbn:0786432403&hl=ru&sa=X&ei=mN-cVe2uCoGO7AaBkYSIBg&ved=0CB0Q6AEwAA#v=onepage&q&f=false Byron and the Websters] : [англ.]. — London : McFarland, 2008. — P. 20. — 224 p. — ISBN 0786432403.</span>

Ссылки

• [geneall.net/es/name/311032/elizabeth-milbanke/ Elizabeth Milbanke] (исп.). — Профиль на Geneall.net.
• [www.thepeerage.com/p16028.htm#i160271 Elizabeth Milbanke] (англ.). — Профиль на Thepeerage.com.

Великобритания   Персоналии

Отрывок, характеризующий Лэм, Елизавета

Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.