Лэнг, Вон

Вон Олин Лэнг
англ. Vaughn Olin Lang
Вон Лэнг в 1985 году.
Дата рождения	10 ноября 1927(1927-11-10)
Место рождения	Уильямсбург, Блэр, Пенсильвания, США
Дата смерти	2 октября 2014(2014-10-02) (86 лет)
Место смерти	Вена, Фэрфакс, Виргиния, США
Принадлежность	США США
Род войск	Армия США
Годы службы	1952—1988
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	447-й сигнальный батальон 39-й сигнальный батальон 1-я сигнальная бригада
Сражения/войны	Вьетнамская война
Награды и премии

Вон Олин Лэнг (англ. Vaughn Olin Lang; 10 ноября 1927, Уильямсбург, Блэр, Пенсильвания, США — 2 октября 2014, Вена, Фэрфакс, Виргиния, США) — американский военный деятель, генерал-лейтенант Армии США.

Биография

Молодые годы

Вон Лэнг родился 10 ноября 1927 года в городе Уильямсбург округа Блэр в штате Пенсильвания в семье Марты и Карла Джея Лэнгов. В 1945 году окончил среднюю школу Уильямсбурга, а позже прошёл программу учебного корпуса офицеров запаса в Университете штата Пенсильвания.

Военная служба

Лэнг начал свою службу в 1952 году в звании второго лейтенанта после окончания базового курса офицеров в форте Монмоут в Нью-Джерси. После этого он командовал ротой, а затем служил в штабе 50-го сигнального батальона. Он служил в качестве сигнального советника во вьетнамской 21-й стрелковой дивизии в качестве части Командования по оказанию военной помощи Вьетнаму. Затем его стали назначать на посты, связанные с приобретением техники. Он служил в отрасли закупок радио-радаров и в Европейском трансатлантическом проекте. В то же время, Лэнг командовал 447-м сигнальным батальоном в Европе и 39-м сигнальным батальоном во Вьетнаме, а затем и 1-й сигнальной бригадой. Затем он отправился руководить Командованием готовности коммуникационных и электронных материалов (англ. Communications and Electronics Materiel Readiness Command, CERCOM) как части Коммуникационно-электронного командования Армии США (англ. United States Army Communications-Electronics Command, CECOM). На этом посту он был директором программы, посвященной сохранению непрерывности конституционной формы правления и руководства президента США

В отставке

После ухода с активной службы в 1988 году, Вон Лэнг был одним из членов Совета директоров Ассоциации 1-й сигнальной бригады, а на церемонии 3 декабря 2008 года он был признан достойным представителем полка. В 2010 году Лэнг ушёл на пенсию.

Вон Лэнг скончался 2 октября 2014 года в возрасте 86 лет в своём доме в Вене, штат Виргиния. Похоронен был с воинскими почестями на лютеранском кладбище Генри в деревне Еллоу-Спрингс, штат Пенсильвания.

Личная жизнь

30 декабря 1949 года в Уильямсбурге женился на Дорис (ум. 19 мая 2009). У них было две дочери: Кори Эдвардс и Нэнси Лонг; шесть внуков; девять правнуков. Кроме того, у Лонга была сестра Кей Вон.

Награды

	Медаль Министерства обороны «За выдающуюся службу»
	Медаль «За отличную службу»
	Медаль «За похвальную службу»
	Орден «Легион почёта» с дубовыми листьями
	Бронзовая звезда с дубовыми листьями
	Медаль похвальной службы с дубовыми листьями
	Похвальная медаль Армии с двумя дубовыми листьями
	Медаль Победы во Второй мировой войне
	Армейская медаль оккупации
	Медаль за службу национальной обороне с дубовыми листьями
	Медаль экспедиционных вооружённых сил
	Медаль «За службу во Вьетнаме»
	Крест «За храбрость»
	Медаль вьетнамской кампании
	Лента армейской службы
	Лента службы за границей (пятикратно)
	Планки службы за границей (четырежды)
	Знак парашютиста
	Идентификационный знак офицера Штаба армии США
	Идентификационный нагрудный знак Службы министра обороны

Отрывок, характеризующий Лэнг, Вон

Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.