Лэнг, Чарльз
| Чарльз Лэнг | |
| Charles Lang | |
| Имя при рождении: |
Charles Bryant Lang, Jr. |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1926—1973 |
Чарльз Лэнг (англ. Charles Lang), имя при рождении Чарльз Брайант Лэнг-младший (англ. Charles Bryant Lang, Jr.) (27 марта 1902 года — 3 апреля 1998 года) — американский кинооператор, успешно работавший в Голливуде на протяжении 1930-60-х годов.
«Один из выдающихся операторов Золотой эры Голливуда, Лэнг провёл большую часть своей карьеры на студии „Парамаунт“ (1927—1951), внеся свой весомый вклад в полностью заслуженную репутацию студии с выдающимся визуальным стилем»[1]. В этот период Лэнг был оператором таких признанных фильмов, как «Прощай, оружие» (1932), «Жизнь бенгальских уланов» (1935), «Полночь» (1939), «Незваные» (1944), «Призрак и миссис Мьюр» (1947), «Зарубежный роман» (1948) и «Туз в рукаве» (1951)[2].
С 1952 года Лэнг стал свободным художником[3], работая с различными студиями. К числу лучших картин, снятых Лэнгом в 1950-е годы, относятся фильмы нуар «Внезапный страх» (1952) и «Сильная жара» (1953), романтическая комедия «Сабрина» (1954), мелодрама «За отдельными столиками» (1958) и эксцентрическая комедия «В джазе только девушки» (1959)[2].
Хотя Лэнг предпочитал чёрно-белую съёмку, он мастерски снимал и картины в цвете[3]. Среди его цветных картин выделяются вестерны «Великолепная семёрка» (1960) и «Одноглазые валеты» (1961), а также три картины с Одри Хэпберн — «Шарада» (1963), «Как украсть миллион» (1966) и «Дождись темноты» (1967)[2].
В общей сложности с 1926 по 1973 год Лэнг был оператором 149 фильмов[4]. Лэнг номинировалался на Оскар как лучший оператор 18 раз, разделив по этому показателю первое место с коллегой Леоном Шэмроем. Чарльз получил Оскар 1 раз, а Леон — 4 раза[5].
Содержание
Ранние годы
Чарльз Лэнг родился 27 марта 1902 года в районе Блафф, штат Юта, США. После окончания средней школы в Лос-Анджелесе Лэнг поступил на юридический факультет Университета Южной Калифорнии. Однако в начале 1920-х годов отец Лэнга, который работал в небольшой киностудии «Реаларт», уговорил сына перейти к нему на работу[3]. Там Лэнг-младший работал и учился сначала в качестве лаборанта и фотографа, затем стал ассистентом кинооператора, работая с кинооператорами-первопроходцами[1]. На фильмах «Реаларт» и других независимых студий Лэнг-младший прошёл путь по карьерной лестнице до первого оператора. Когда «Реаларт» был поглощён «Парамаунт», Лэнг получил место второго оператора[3][1].
Карьера на студии «Парамаунт пикчерс» (1927—1951)
Киноработы 1927—1939 годов
Первой картиной Лэнга в качестве оператора стала комедия «Ритци» (1927), которая была кассовым провалом, в результате чего руководство студии уволило или понизило в должности всех, кто над ним работал, от звезды Бетти Бронсон до оператора Лэнга. В течение двух лет Лэнг восстанавливал свою репутацию, «разрабатывая свой собственный операторский стиль, а не копируя работу других»[3].
В 1929 году Лэнг стал полным кинооператором, и в 1930-е годы Лэнг входил во внушительную команду операторов «Парамаунт», включавшую таких прославленных мастеров своего дела, как Ли Гармз, Карл Страсс и Виктор Мильнер[1]. В это время студия лидировала по числу номинаций на Оскары за операторскую работу, особенно в области чёрно-белого романтического и исторического кино[1].«Как один из ключевых художников, формировавших облик фильмов студии „Парамаунт“ в 1930—1940-е годы, Лэнг способствовал приданию более мягкого, романтического видения цветастому, глянцевому, отчасти европейскому визуальному стилю студии. Лучшие работы Лэнга этого периода отличают плавные движения камеры и атмосферическое, полупрозрачное освещение с мягким рассеиванием света в интерьерах»[6].
В 1931 году Лэнг был впервые номинирован на Оскар за операторскую работу мелодрамы «Право любить» (1930) с Рут Чаттертон и Полом Лукасом, а в 1934 году был удостоен Оскара за работу оператора драмы по роману Эрнеста Хэмингуэя «Прощай, оружие!» (1932) с Хелен Хейс и Гэри Купером[1].
Лэнг «отличался использованием контрастов, света и тени, и был искусен в создании атмосферы для любого жанра и стиля», начиная от грустной романтической фантазии Генри Хэтэуэя «Питер Иббетсон» (1935) с Гэри Купером и Энн Хардинг, повествование в котором часто переносится из реального мира в мир фантазий и обратно. Романтическая криминальная мелодрама Фрэнка Борзейги «Желание» (1936) продемонстрировала очарование Марлен Дитрих и Гэри Купера. Год спустя Лэнг был оператором ещё одной романтической комедии с Марлен Дитрих в главной роли — «Ангел» (1937) Эрнста Любича[6]. А эксцентрическая комедия «Полночь» (1939) с Клодетт Колбер продемонстрировала очарование и шик Парижа. «Лэнга любили многие женщины-звёзды, в частности, Хелен Хейс и Марлен Дитрих, за его выдающуюся способность снимать их наиболее выгодным для них образом, часто используя приглушённое освещение и рассеивание света»[1].
Однако, как и большинство голливудских кинооператоров классического периода, Лэнг работал во всех жанрах, и его работа включала также первый звёздный фильм Мэй Уэст, острую классику комедийного жанра «Она поступила с ним плохо» (1933), а также экшн «Жизни бенгальских уланов» (1935)[6]. Ещё одной заметной работой Лэнга стал крупнобюджетный комедийный триллер с Бобом Хоупом «Кот и канарейка» (1939)[1].
Киноработы 1940—1951 годов
С начала 1940-х годов стиль Лэнга «стал отличаться более глубоким использованием контрастов между светом и темнотой, и большей остротой светового воздействия»[6].
Характерная для его творчества тонкая чувственность нашла своё развитие в двух призрачных драмах с привидениями — «Незваные» (1944) и «Призрак и миссис Мьюр» (1947), а также в вызывающим в памяти воспоминания портрете послевоенного Берлина «Зарубежный роман» (1948) режиссёра Билли Уайлдера, где «Марлен Дитрих поёт в ярких лучах света посреди задымлённых кафе»[6]. За все три картины Лэнг получил номинации на Оскар.
Тремя менее значимыми фильмами, принесшими Лэнгу номинации на Оскар в этот период стали — военная мелодрама Генри Хэтэуэя «Солнечный закат» (1941) с Джин Тирни в главной роли, действие которой происходит в Восточной Африке, ещё одна военная мелодрама «Сквозь горе, тоску и утраты» (1943) с Клодетт Колбер, Полетт Годдар и Вероникой Лейк о работе медсестёр на Филиппинах во время войны, и лирическая комедия с детективным уклоном «Вот тебе крест» (1946).
Последующая карьера
Киноработы 1952—1959 годов
Уйдя со студии «Парамаунт» в 1951 году, Лэнг стал свободным художником. В начале 1950-х годов он наглядно продемонстрировал, «что выработанный им стиль прекрасно подходит атмосферическому, жестокому миру фильма нуар»[6]. «Работа Лэнга с контрастным освещением идеально соответствовала экспрессионистскому неореализму фильмов нуар 1950-х годов, среди которых выделяются „Туз в рукаве“ (1951) Билли Уайлдера с Кирком Дугласом, „Внезапный страх“ (1952) с Джоан Кроуфорд (номинация на Оскар за лучшую операторскую работу) и „Сильная жара“ (1953) Фритца Ланга»[1].
Наилучшим образом ему удавалось работать с режиссёрами Билли Уайлдером[1]. Три из четырёх их совместных фильмов — «Зарубежный роман» (1948), «Туз в рукаве» (1951), «Сабрина» (1954) с Одри Хэпберн и Хамфри Богартом и «В джазе только девушки» (1959) с Мерилин Монро — были отмечены номинациями на Оскар за операторскую работу[7].
«Работа Лэнга над весёлым фильмом „В джазе только девушки“ (1959) показала, что он не забыл, как перенести на экран визуальный стиль своих ранних работ 1930-х годов»[6]. «Фильмы „Сабрина“ (1954), „За отдельными столиками“ (1958) и „B джазе только девушки“ (1959) своим успехом во многом обязаны отличной работе Лэнга с камерой»[1]. Мелодрама Делберта Манна «За отдельными столиками» (1958) задействовала звёздный актёрский состав, включавший Риту Хейворт и Дебору Керр, Дэвида Нивена и Берта Ланкастера. Фильм был номинирован на семь Оскаров (завоевав два), в том числе, за операторскую работу Лэнга[8]. Ещё одну номинацию на Оскар Лэнгу принесла работа над мрачной психологической драмой «Королева пчёл» (1955) с Джоан Кроуфорд, действие которой разворачивается в одном из богатых семейств на юге США[9].
Наиболее памятными картинами Лэнга в жанре вестерн стали «Человек и Ларами» (1955) Энтони Манна с Джеймсом Стюартом, «Перестрелка в О. К. Коррал» (1957) Джона Стёрджеса с Кирком Дугласом и Бертом Ланкастером, а также «Последний поезд из Ганн Хилл» (1959) Стёрджеса с Кирком Дугласом.
Киноработы 1960—70-х годов
Последним фильмом, который принёс Лэнгу номинацию на Оскар за чёрно-белую операторскую работу, стала романтическая комедия «Правда жизни» (1960) с Бобом Хоупом и Люсиль Болл[10].
По мере того, как в 1950-е годы цветной кинематограф стал постепенно вытеснять чёрно-белое, Лэнг продемонстрировал умелое владение цветом[6]. «Приглушённый цвет и глубокий фокус стали высшими достижениями необычного вестерна „Одноглазые валеты“ (1961), который поставил Марлон Брандо», сыграв в нём также главную роль[6].
Хотя Лэнг предпочитал чёрно-белую съёмку, он стал не меньшим профессионалом и в цветном кино, работая с такими различными цветовыми процессами, как Cinerama, VistaVision и другими, в таких богато текстурированных широкоэкранных натурных вестернах, как «Великолепная семёрка» (1960) и «Война на Диком Западе» (1962), а также романтических триллерах «Шарада» (1963) и «Как украсть миллион» (1966)[1]. Благодаря своей работе над картинами «Шарада» (1963), «Как украсть миллион» (1967) и «Дождись темноты» (1967) Лэнг стал фаворитом кинозвезды Одри Хепберн", сыгравшей в них главные роли[3].
Одной из памятных картин Лэнга стала мелодрама Пола Мазурски «Боб и Кэрол, Тед и Эллис» (1969) с Рэем Калпом и Натали Вуд[6]. Он продолжал работать до начала 1970-х годов, «передавая богатое, часто поэтическое наследие своего визуального киномастерства»[6]. Его последними работы стали две картины режиссёра Милтона Катселаса — мелодрама «Бабочки свободны» (1972) о слепом молодом человеке, которая принесла Лэнгу его последнюю номинацию на Оскар, и комедия «40 карат» (1973).
Личная жизнь
«В киноиндустрии Лэнга знали как оператора, который одевался лучше других, скромного человека и при этом добивающегося совершенства высококвалифицированного профессионала». Он дожил до почтенного возраста 96 лет и умер в Санта-Монике в 3 апреля 1998 года[1].
Дочь Лэнга, Джуди Лэнг, стала актрисой. Одна из внучек Лэнга, Кэтрин Келли Лэнг, также стала актрисой, её самая известная роль в мыльной опере CBS «Дерзкие и красивые» (1987—2015). Правнук Лэнга Джереми Снайдер также играл в этом сериале[5].
Признание
В 1934 году Лэнг завоевал свой первый и единственный Оскар за операторскую работу фильма «Прощай, оружие!» (1932). Кроме того он завоевал 18 номинаций на Оскар за лучшую операторскую работу[3]. В возрасте 28 лет Лэнг стал самым молодым номинантом на Оскар за операторскую работу, а в 30 лет — самым молодым обладателем Оскара за операторскую работу[5].
В 1990 году Лэнг получил специальную награду компании «Истман-Кодак» за операторскую работу в цвете[1]. В 1991 году Лэнг был удостоен награды Американского общества кинооператоров за достижения на протяжении карьеры[3].
В 1992 году Лэнгу было уделено должное внимание в документальном фильме «Видения света» (1992), посвящённом лучшим операторам Голливуда[11].
Фильмография
|
|
|
Напишите отзыв о статье "Лэнг, Чарльз"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 I.S.Mowis. www.imdb.com/name/nm0485702/bio?ref_=nm_ov_bio_sm
- ↑ 1 2 3 IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0485702&ref_=filmo_ref_job_typ&sort=user_rating,desc&mode=detail&page=1&job_type=cinematographer&title_type=movie
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Hal Erickson. www.allmovie.com/artist/charles-b-lang-p98671
- ↑ IMDB. www.imdb.com/name/nm0485702/?nmdp=1&ref_=nm_flmg_shw_1#filmography
- ↑ 1 2 3 IMDB. www.imdb.com/name/nm0485702/bio?ref_=nm_ov_bio_sm
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 TCM. www.tcm.com/tcmdb/person/1127533%7C29619/Charles-Lang-Jr-/
- ↑ IMDB. www.imdb.com/search/title?roles=nm0000697,nm0485702&title_type=feature,tv_episode,video,tv_movie,tv_special,mini_series,documentary,game,short,unknown
- ↑ IMDB. www.imdb.com/title/tt0052182/awards?ref_=tt_awd
- ↑ IMDB. www.imdb.com/title/tt0048527/
- ↑ IMDB. www.imdb.com/title/tt0053810/
- ↑ IMDB. www.imdb.com/title/tt0105764/?ref_=nm_flmg_slf_1
Ссылки
|
||||||
Отрывок, характеризующий Лэнг, Чарльз
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.
Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.
На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.
В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
