Любатович, Татьяна Спиридоновна

Татьяна Любатович
Константин Коровин. Портрет артистки Татьяны Спиридоновны Любатович (1880 г., ГРМ)
Основная информация
Имя при рождении	Татьяна Спиридоновна Любатович
Дата рождения	1 (13) февраля 1859(1859-02-13)
Место рождения	Саранский уезд, Пензенская губерния, Российская империя
Дата смерти	19 августа 1932(1932-08-19) (73 года)
Место смерти	Москва, СССР
Страна	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Профессии	оперная певица, педагог
Певческий голос	меццо-сопрано, контральто
Жанры	опера

Татьяна Спиридоновна Любатович (1 [13] января 1859, Саранский уезд, Пензенская губерния, Российская империя — 19 августа (в некоторых источниках — 11 мая) 1932, Москва, СССР) — русская оперная певица (меццо-сопрано и контральто) и вокальный педагог.

Родная сестра Ольги, Веры, Анны и Клавдии Любатович.

Биография

Дочь выходца из Черногории, дворянина, коллежского асессора, отставного инженера Московского Межевого института, владельца кирпичного завода в Москве. С детских лет жила в Москве.

В 11 лет поступила в Московскую консерваторию (класс фортепиано Л. Ф. Лангера; в 1878—1883 годах обучалась пению в классе М. М. Милорадович; сценическое мастерство изучала под руководством И. В. Самарина). Постоянно совершенствовала вокальное мастерство в Италии у Della-Valle (1886), затем у Мартина Петца и Галетти, в Париже у Д. Арто (под её руководством подготовила партию Далилы — «Самсон и Далила» К. Сен-Санса) и профессора Бертрами.

В 1883 году дебютировала в партии Зибеля («Фауст» Ш. Гуно) на оперной сцене в Харькове (антреприза П. М. Медведева).

Свыше 20 лет выступала в частных оперных антрепризах: в Одессе (1884/85, 1887, 1890, 1893/94, 1896/97, 1901/02), Киеве (1888, 1892/93, 1900, 1903).

В Москве в Частной русской опере С. Мамонтова, дебютировала 9 января 1885 года в партии Княгини — «Русалка» А. Даргомыжского, где пела до 1887 и в 1890, 1895, 1896, 1898; после банкротства Частной русской оперы стала выступать на сцене Товарищества русской частной оперы, 1899—1900, 1900/01).

В Тифлисе (1889, сезон 1890/91; 1899; Итальянская опера, 1902), Петербурге (Итальянская опера, сезон 1889/90; Театр консерватории, 1894/95; Панаевский театр, 1897/98), Харькове (1886 и лето 1887), Варшаве, Екатеринбурге (октябрь 1894), Нижнем Новгороде (летом 1895, май—август 1896, 1899).

В Крыму — летом 1898, с А. Секар-Рожанским, Ф. И. Шаляпиным, аккомпанировал С. Рахманинов.

В 1905—1906 годах организовала оперную труппу, с которой гастролировала в Орле, Тамбове, Курске, Воронеже, Нижнем Новгороде, Риге, Пскове, Смоленске, Витебске.

С большим успехом выступала за границей: в Лондоне (летний сезон 1886, весенний сезон 1889, сезон 1892/93, Итальянская Королевская опера, театр «Ковент-Гарден»), Флоренции (театр «Пальяно», сезон 1888/89), в Испании (Валенсия, театр «Принчипале», 1891/92; Бильбао, театр имени Гайяре, 1895); в Италии (г. Комо, 1895/96), в Париже (осень 1894, в «Жизни за царя» М. Глинки на франц. яз.).

В 1898—1899 годах совершила концертное турне по Уралу и Западной Сибири.

В 1906—1907 годах концертировала в Риге, Пскове, Митаве (ныне Елгава), Либаве (ныне Лиепая).

В 1918 году исполнила сольную партию в «Stabat Mater» Джакомо Россини на торжественном вечере во МХАТе, на сороковой день смерти С. И. Мамонтова (среди других исполнителей — М. Д. Малинин и Н. Салина).

Оставив оперную сцену в 1910 году, занималась педагогической деятельностью. После 1917 года преподавала в Музыкальной секции «Дома им. В. Поленова» (Москва).

Умерла 19 августа (по другим источникам 11 мая) 1932 года в Москве. Похоронена на Ваганьковском кладбище.

Сёстры

• Ольга Спиридоновна Любатович
• Вера Спиридоновна Любатович
• Клавдия Спиридоновна Любатович (по мужу Винтер) (1860—1924) — театральный деятель, организатор и руководитель театральных коллективов, антрепренёр, официальный руководитель Русской частной оперы (Москва, 1896—1899), спонсируемой Саввой Мамонтовым. После неудачного руководства театр обанкротился и закрыт в 1904 году, реквизит и костюмы проданы, актёры перешли в театр Зимина.
• Анна Спиридоновна Любатович (по мужу Малинина) (1882—после 1954) — после окончания гимназии с 1905 года по 1932 год работала учителем иностранных языков средней школы в городах Торжке, Вязьме и Москве. После выхода на пенсию по болезни и выслуге лет, проживала в семье дочери — Марины Расковой. Автор книги «Жизненный путь Марины». — М.—Л.: изд-во «Детская литература», 1950 (первое издание).

Имение

В имении Путятино (Владимирская губерния, в 29 километрах от Сергиева Посада) бывали М. Врубель, К. Коровин, С. Мамонтов, С. Рахманинов, В. Серов, Ф. И. Шаляпин.
Здесь летом 1898 готовилась к постановке опера «Борис Годунов» М. Мусоргского (при участии С. В. Рахманинова).

Характеристика вокальных данных

Обладала звонким, ярким голосом красивого тембра (особенно в среднем регистре) с чистыми грудными нотами. Исполнение отличалось задушевностью, искренностью и драматическим темпераментом.

Портреты

• В роли Кармен (одноимённая опера Ж. Бизе, 1890-е гг., акварель) — художник М. Врубель — в Государственном Русском музее;
• В роли Гензеля вместе с Н. И. Забелой-Врубель в роли Гретель (1896) — художник М. Врубель — в Государственном Русском музее;
• Два портрета художника К. Коровина (1882, Государственная Третьяковская галерея и 1887, Государственный Русский музей);
• Портрет художника М. Нестерова.

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/%D0%BB%D1%8E%D0%B1%D0%B0%D1%82%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87/~161105/ Любатович Татьяна Спиридовновна](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня))

Отрывок, характеризующий Любатович, Татьяна Спиридоновна

– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.