Любачув
Город
|
Любачув (польск. Lubaczów, укр. Любачів, рус. Любачев) — город в юго-восточной Польше, административный центр Любачувского повята Подкарпатского воеводства (с 1999 года). Расположен на Тарногрудском плато, в устье притока Любачувки, Солотвы, неподалёку от границы Польши с Украиной, в 50 км северо-восточнее Пшемысля.
Современные польские ученые отмечают, что культуры из Посянья, в частности с Любачувского края и бассейна реки Любачувки, имеют своё культурно-этническое и археологическое продолжение и идентичность, как и аналогичные с тождественными археологическими культурами в бассейнах рек Днестр, Прут, Серет. На торгово-экономические и этнические взаимоотношения и контакты людей бассейнов рек Сян, Любачувка с населением из бассейнов рек Днестр, Прут, Серет, отмечают и украинские, словацкие и чешские ученые XIX—XXI веков, дает право подчеркивать, что с кельтской и римской эпох, Посянья и Поднестровья функционировали в одной этнической, политической, торгово-экономической и культурно-религиозной инфраструктуре. Найденная в бассейне реки Любачувка общая торгово-ремесленная керамика, большое количество римских монет эпохи императоров: Антония Приса, Коммода, Константина I Великого, Теодорика II, а с II—III века на территории Любачувщины зафиксирована Черняховско-готская культура с её раннехристианской символикой — «готскими крестами», которая является тождественна с археологической черняховской культурой басейна Днестра, ярко свидетельствует одноэтничность населения Сяно-Днестровского бассейнов. С IV—V веков на территории Посянья, в частности бассейна реки Любачувка, четко зафиксировано доминирование славянской, Пражской археологической культуры, аналогичную с найденными такой славянской культуры на территории Чехии, Словакии, Посянья, Поднестровья, Попрутья и Молдавии.
Город является центром социально-экономического и культурного региона. Есть независимым муниципалитетом, а также включает в себя большую местную сельскую общину, которая, в свою очередь, включает в себя 21 близлежащих городов, округа и деканат римско-католической епархии Замостя-Любачува. В городе есть много банков, юридических и нотариальных контор, учебных и обслуживающих подразделений, политических, профессиональных и общественных организаций.
Содержание
История
Первое упоминание о древнерусском Любачеве, находившемся в составе Галицко-Волынского княжества, относится к 1211 году, когда согласно условию между сандомирским князем Лешеком Белым, который активно вмешивался во внутреннюю политику галицко-волынской земли, и венгерским королём Андреем город получил воевода Пакослав Ласочич. В 1376 году город получил магдебургское право как город в Русском воеводстве Польши и с тех пор стало называться Любачув (Lubaczów). В 1462 году, после смерти последнего равско-мазовийского князя, город перешел под управление короля. В 1523 году любачувскому староству королём Сигизмундом Старым предоставлены многочисленные привилегии.
В 1648-1649 годах украинские жители города принимали непосредственное участие в освободительной войне украинского народа во главе с Богданом Хмельницким против польского господства.
7-8 октября 1672 года, во время похода Собеского против татарских отрядов в польско-турецкой войне (1672—1676), неподалеку от Любачува проходила битва под Немировом.
С 1772 по 1918 годы город был под австрийским правлением. В 1817 году в городе был убран последний староста, а в 1868 году австрийская власть перенесла правительство к Цешанува. После первой мировой войны город был оккупирован поляками.
В декабре 1918 года Любачувская рота Войска Польского под командованием капитана Станислава Домбека вела неподалеку бой против украинской армии, оккупируя Восточную Галицию. Латинский священник и майор Станислав Синковский, во время боя, лечил и выносил раненых, помогал стрелкам, посылал солдат в бой, а также служил в качестве военного священника.
В Польской Республике
С 23 декабря 1920 года в Львовском воеводстве Польской Республики. С 1922 года, после переноса центра повята из Цешанува в Любачув, центр Любачувского повята.
1 сентября 1939 года германские войска напали на Польскую Республику, началась Германо-польская война 1939 года.[1]
7 сентября 1939 года Любачув бомбили немецкие самолеты и 12 сентября немцы уже оккупировали город. 14 сентября 1939 года 21-я горная пехотная дивизия под управлением генерала бригады Йозефа Кустреня с целью освобождения города на землях около Любачува вела тяжелые бои против немцев, которые продолжались 13 дней. В распоряжении дивизии было около 3500-4000 солдат. Из вооружения: 47 крупнокалиберных пулеметов, 19 противотанковых пушек, 13 пушек обычных и 3 танка «Виккерс». 16 сентября 1939 года, дивизия, пытаясь прорваться, была втянута в ожесточенный бой с превосходящими силами немецкой 45-й пехотной дивизии под Олешицами. Около 14 часов в лесу между Козеювкой и Улазовом генерал Кустронь был убит, участвуя в атаке. После победы над польской армией немецкие войска вернулись в Любачув, но почти сразу, 26 сентября, вышли, потому что город, по пакту Молотова-Риббентропа стал находиться на советской территории.
17 сентября 1939 года Красная Армия Советского Союза вступила на территорию восточной Польши — Западной Украины, и 28 сентября 1939 года был подписан Договор о дружбе и границе между СССР и Германией.
27 октября 1939 года установлена Советская власть.[2]
В Советском Союзе
C 14 ноября 1939 года в составе Украинской Советской Социалистической Республики Союза Советских Социалистических Республик.[2]
4 декабря 1939 года стал центром Любачувского уезда (с другими органами управления) Львовской области (Указ Президиума Верховного совета СССР от 4 декабря 1939 года).
22 июня 1941 года, с началом Великой Отечественной войны, город вновь был оккупирован немцами. В результате этой оккупации было истреблено большая часть еврейского населения города (которое до войны было около двух из шести тысяч жителей). Конец немецкой оккупации состоялся 22 июля 1944, когда в город вновь вошли советские войска.
В 1945 году в Любачув временно была перенесена столица львовских архиепископов, в связи приходской костел стал костелом кафедральным. Площадь оставшиеся после львовского архиепископа на территории Польши была названа «архиепископа Любачувского» (коммунистическая власть согласилась только с этим названием, потому что она не могла вспоминать то, что Львов ранее был оккупирован поляками). Сюда были временно перевезено награбленное с востока, в том числе чудотворный образ Матери Божьей Белзской (1951—1974, который сейчас находится в Тарношини), мощи архиепископа Якова Стрепы (20 октября 1966), урна с сердцем архиепископа Юзефа Бильчувского. В 1946—1980 годах здесь находился оригинал (сегодня есть только копия) чудотворного образа Матери Божьей Ласкавой, к которому приезжал тогдашний львовский митрополит епископ Евгениуш Базяк.
25 марта 1992 года на месте епархии архиепископа Любачува была возведена епархия Замосць-Любачува, которая была включена к Перемышльской митрополии Латинского обряда. При открытии присутствовал и говорил проповедь Иоанн Павел II.
Демография
Данные на 1 декабря 2009 года:
| Описание | Всёго | Женщины | Мужчины | |||
|---|---|---|---|---|---|---|
| чел. | % | чел. | % | чел. | % | |
| население | 12 834 | 100 | 6417 | 51,84 | 5962 | 48,16 |
| плотность населения (чел./км²) |
485,8 | 251,3 | 234,6 | |||
Местонахождение
Любачув расположен в восточной части Подкарпатского воеводства, в самом центре Любачувского уезда. Географически город находится на Тарногородском плато, в устье притока Любачувки (которая в свою очередь является притоком Сяна), Солотвы, недалеко от границы с Украиной.
В 1975-1998 годах город находился в Перемышльском воеводстве.
Граничит с гминами Олешице, Любачув и Цешанув.
Площадь
По данным 2006 года, Любачув имеет площадь 26 км², в том числе:
- поля: 72%
- леса: 11%
Сам же город занимает 1,97 % площади повята.
Архитектура
Город
Основной, а также исторически старой части города есть центр, который расположен на плато между Солотвой и Любачувкой. Меньше чем в полукилометре от центра на юг, на левом холме от Любачувки является старый город, названный замком. Вокруг центра расположены городские застройки, жилые районы, поселки и села. Западная часть города называется Запжекоп. На юго-востоке, на левой стороне Любачувки находится район Островец, который когда-то был отдельным селом. На западе находится поселок Мазур. В этой части находится городской парк с остатками замка, а также музей.
Достопримечательности
Список достропримечательностей, находящихся в Любачуве:
- Церковь святого Николая.
- Ратуша.
- Железнодорожная станция с водонапорной башней (1880).
- Еврейское кладбище.
- Городское кладбище второй половины XIX в.
- Замковая застройка на холме, в которую входит: остатки замка и укреплений (XVI—XVII вв.), Амбар начала XIX в. (Ныне музей) и парк (основан в 1915 году).
- Коммерческое здание на ул. Костюшко, 75 (рубеж XIX—XX вв.).
- Дом на ул. Костюшко, 78 (построен в 1932—1934 годах).
- Дом на ул. Мицкевича, 26 (1900 год).
- Магистраль на ул. Экономики (1929 год).
Персоналии
Родились
- Владислав Витвицкий — психолог, философ, переводчик и иллюстратор диалогов Платона, живописец.
- Марьян Войцеховский — полковник Войска польского.
- Станислав Дембицкий — профессор Краковской Академии изящных искусств, польский художник и иллюстратор книг.
- Станислав Домбек — полковник Войска польского, посмертно награждён званием генерала бригады.
- Евгений Клос — украинский физик, педагог, профессор.
- Роберт Коженевский — польский спортсмен, многократный олимпийский и мировой чемпион.
- Давид Корнага — польский писатель.
- Йозеф Михалик — польский политик, член Сейма от второго срока.
- Францишек Миштал — авиационный конструктор, профессор Варшавского технологического университета.
- Огирко, Петр Иванович о. крилошанин Стемфордский апостольский экзархат,США.
- Александр Сас-Бандровский — польский певец, профессор пения.
- Лариса Скорик — украинский архитектор и общественно-политический деятель.
- Ярослав Фургала — польский скульптор.
- Генрик Цёх — польский юрист, преподаватель академии, адвокат, профессор юридических наук.
- Эугениуш Ткачишин-Дыцкий — польский поэт, лауреат премии Нике (2009).
Умерли
- Ярослав Старух — украинский политический и военный деятель, публицист, государственный секретарь министерства информации и пропаганды Украинского государственного правления, член провода ОУН и проводник Закерзонского края. Рыцарь Золотого Креста Заслуги 1-го кл.
Образование
- Начальная школа № 1 им. генерала Станислава Домбека
- Начальная школа № 2 им. защитников Любачова
- Общественная школа № 1 им. майора Пшемыслава Инглота
- Общественная школа № 2 им. короля Яна III Собеского
- Общеобразовательный лицей им. Тадеуша Костюшко
- Командная школа им. генерала Йозефа Кустроня
- Любачувская музыкальная школа
Культура
- Краеведческий музей
- Городской дом культуры
- Городская публичная библиотека
- педагогическая библиотека
- Центр культуры и спорта повята
СМИ
- «Твоё радио Любачув»
- Любачувский интернет-портал ([www.lubaczow24.com www.lubaczow24.com])
- Спортивная служба Любачувского уезда
- Любачувское телевидения ([www.lubaczow.tv www.lubaczow.tv])
- Информационный портал Любачувской земли ([iLubaczów.pl iLubaczów.pl])
Спорт
- Городской спортивный центр
- Городской спортивный клуб «Погонь-Сокол»
- Студенческие спортивные клубы
- Третья лига мужского волейбола
- Центр культуры и спорта уезда
Религия
Римско-католическая церковь
- Приход им. святого Станислава
- Приход им. Якова Стржемы
- Приход им. святого Кароля Боромеуша
Греко-католическая церковь
- Приход им. святого Николая Чудотворца
Свидетели Иеговы
- Сбор Свидетелей Иеговы
Другие религии
- Иудаизм. В городе пять синагог:
- Старая Любачувская синагога
- Новая Любачувская синагога
- Малая Любачувская синагога
- Западная Любачувская синагога
- Восточная Любачувская синагога
Также в городе есть еврейское кладбище, как память о погибших.
Транспорт
В городе находится железнодорожная станция.
Также с Любачува проходят дороги к Корчева (до границы с Украиной — 25 км), и далее до Перемышля, Ярослава (до дороги E 40), Белжец, Томашова, Хоринца-Здруй и Будомерца (в котором планируется сделать пограничный пункт).
Города-побратимы
Почётные граждане города
- Казимеж Гурский
- Рут Зутер
- Марьян Яворский
- Станислав Скородецкий
- Роберт Коженевский
- Клаус-Дитер Файндт
- Иоанн Павел II
- Истван Ковац
- Бейла Дёчоковский
Напишите отзыв о статье "Любачув"
Примечания
- ↑ Военный энциклопедический словарь. Москва, Военное издательство, 1984.
- ↑ 1 2 Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919-1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979.
Ссылки
- [www.lubaczow.pl Официальная страница города] (польск.)
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Любачув
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.
Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.
Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
