Любекский собор

Собор Святого Николая (нем. Lübecker Dom) — собор, расположенный в центральной части немецкого города Любека, одно из первых крупных сооружений кирпичной готики в Балтийском регионе.

Легенда

По легенде в VIII в. Карл Великий на охоте в Саксонском герцогстве долгое время преследовал крупного оленя. Поймав оленя, Карл не смог его убить и отпустил, повесив ему на рога золотую цепочку.

Спустя четыреста лет венды и саксы обратились в христианство, а на охоту отправился Генрих Лев. Углубившись в размышления, он удалился от своей свиты. Генрих задумал возвести в Любеке церковь, но у него не хватало на это средств. Тут Генриху явился огромный олень с брильянтовым крестом в рогах. Генрих посчитал это знаком от Господа и прицелился. Убив животное, Генрих снял с его рогов крест, и в ту же минуту олень поднялся и исчез в лесу. Теперь у Генриха Льва было достаточно денег, чтобы начать строительство церкви, и он сам заложил её первый камень. Этот камень был положен на месте, где протекал святой для язычников ручей. Ручей и сейчас пытается освободиться от этого груза, поэтому и покосились башни собора.

История

В 1160 г. епископ Герольд перенёс столицу своего епископства из Ольденбурга в Любек. В 1173 г. основатель Любека Генрих Лев выступил заказчиком строительства в городе кафедрального собора Любекского епископства. Как епископальная церковь она посвящена Иоанну Крестителю, а как приходская — св. Николаю.

Появившийся к 1230 г. собор в романском стиле был перестроен в 1266—1335 гг. в готическую зальную церковь:боковые нефы были подняты до высоты среднего нефа (приблизительно на 20 м). В середине XIV в. при епископ Генрих II Боххольт потратил 28 тысяч марок на возведение восточных хоров в готическом стиле, за счёт которых здание увеличилось в длину вдвое. В центре хоров под латунной надгробной плитой (предположительно работы Ганса Апенгетера) находится могила епископа. Граница между двумя частями собора видна с первого взгляда: ранняя часть сооружения опирается на массивные прямоугольные опоры, а поздняя — на более стройные круглые готические колонны. До Реформации соборный капитул подчинялся исключительно епископу, после неё и до 1803 г. собор находился в совместной собственности города и капитула, а после упразднения капитула перешёл в собственность города.

В течение многих веков Любекский собор подвергался воздействию неблагоприятных условий прибалтийской природы. В 1611 г. пришлось заменить крышу северной башни, в 1648 г. оторвало флюгер, а к 1766 г. были снесены ветхие малые боковые башни.

В ночь вербного воскресенья с 28 на 29 марта 1942 г. во время бомбардировки Любека, разрушившей пятую часть исторического центра города, несколько бомб упало в непосредственной близости от собора и вызвали обрушение восточной части сводов хора на главный алтарь 1696 г. Пожар в соседних помещениях собора, занятых музеем, перекинулся на стропила. К середине дня обрушились башни, орган работы Арпа Шнитгера и его помощника Ганса Гантельмана стал добычей пожара. Однако большую часть внутреннего убранства (триумфальный крест и практически все средневековые створчатые алтари) удалось спасти. Уже после войны в 1946 г. незакреплённый фронтон северного поперечного нефа рухнул на притвор, почти полностью разрушив его.

Средневековый клуатр в южной части церкви соединяет её с Музеем природы и окружающей среды Любека и Архивом ганзейского города Любека.

Восстановление после 1945 г

Восстановление собора продлилось несколько десятилетий, поскольку приоритет был отдан реконструкции Церкви Святой Марии. Сначала была проведена реставрация башен и восточного фасада церкви, затем были восстановлены восточные хоры и, наконец, придел с северной стороны собора. Восстановление собора было завершено в 1982 г.

Вопрос восстановления шнитгеровского органа рассматривался в 2002 г. Несмотря на то, что по заключению специалистов это не представляет технических сложностей, но не представляется необходимым с точки зрения охраны памятников архитектуры, в связи с чем был принят к разработке проект нового органа, который бы воспроизводил звучание исторического органа и его внешний облик, но по сути являлся бы самостоятельным архитектурным элементом собора XXI в. Орган, спроектированный гамбургским архитектором Бернардом Хирше, будет установлен в соборе в 2008 г.

По своим размерам Любекский собор меньше церкви Св. Марии, как и было задумано изначально городским муниципалитетом в ходе средневековой борьбы за власть между городским муниципалитетом и церковью.

Убранство собора

По богатству своего убранства Любекский собор занимает второе место среди любекских церквей после церкви Св. Марии. Художественный интерес представляют каменные саркофаги любекских епископов в погребальных капеллах собора; среди прочих там покоится дед Екатерины II.

В центре главного нефа собора (длина 130 метров) находится 17-метровый триумфальный крест любекского художника Бернта Нотке. Донатором креста, установленного в соборе в 1477 г., выступил любекский епископ Альберт II Круммендик, увековеченный в кресте рядом с Марией Магдалиной, моделью для которой послужила согласно легенде конкубина епископа. Атрибуция креста художнику состоялась лишь в XX в.

В 1477 г., одновременно с крестом, по заказу любекского бургомистра Андреаса Гевердеса Бернт Нотке создал деревянную резьбу леттнера по образцу Магдебургского собора в родном городе Гевердеса. Астрономические часы в южной части леттнера датируются 1628 г. В соборе находится бронзовая купель работы Лоренца Грове 1455 г.

Хотя после Второй мировой войны знаменитый алтарь Ганса Мемлинга из капеллы Гревераде в северном боковом нефе переместился в экспозицию средневекового отдела Музея истории искусства и культуры в любекском монастыре Св. Анны, в соборе осталось много других достойных внимания алтарей.

Библиография

• Johannes Baltzer und Friedrich Bruns: Die Bau- und Kunstdenkmäler der Freien und Hansestadt Lübeck. Herausgegeben von der Baubehörde. Band III: Kirche zu Alt-Lübeck. Dom. Jakobikirche. Ägidienkirche. Verlag von Bernhard Nöhring: Lübeck 1920, S. 9-304. Unveränderter Nachdruck 2001: ISBN 3-89557-167-9
• Paul Brockhaus (Hrsg.): Vom Lübecker Dom, Lübeck 1958
• Rafael Ehrhardt: Familie und Memoria in der Stadt. Eine Fallstudie zu Lübeck im Spätmittelalter. Dissertation, Göttingen 2001. [webdoc.sub.gdwg.de/diss/2005/ehrhardt/ehrhardt.pdf mit einer Prosopografie der Ratsfamilien von Alen, Darsow, Geverdes, Segeberg und Warendorf.]
• Wolfgang Grusnick, Friedrich Zimmermann: Der Dom zu Lübeck, Verlag Langewiesche, Königstein i.T., 1996, ISBN 3-7845-0827-8
• Matthias Riemer: Domus Dei — Bei Gott zu Hause. Raumkonzepte im Lübecker Dom — eine Annäherung. In: Das Gedächtnis der Hansestadt Lübeck: Festschrift für Antjekathrin Graßmann zum 65. Geburtstag. In Verbindung mit dem Verein für Lübeckische Geschichte und Altertumskunde und dem Hansischen Geschichtsverein hrsg. von Rolf Hammel-Kiesow und Michael Hundt. Lübeck : Schmidt-Römhild, 2005, ISBN 3-7950-5555-5
• Heinrich Christian Zietz: Ansichten der Freien Hansestadt Lübeck und ihrer Umgebungen. Frankfurt a. M. 1822.

Ссылки

• [www.domzuluebeck.de/ Официальный сайт]
• [www.luebeck.de/tourismus_freizeit/sehenswuerdigkeiten/objekte/dom.html Любекский собор на сайте ганзейского города]

Отрывок, характеризующий Любекский собор

– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.