Любекское право

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Любекское городское право»)
Перейти к: навигация, поиск

Лю́бекское право (Любекское городское право, нем. Lübisches Recht) — одна из систем феодального городского права Северной Европы, Северной Германии и Польши (наряду с гамбургским, кульмским, магдебургским правом).





История формирования и развития

Формирование Любекского права началось со становления города Любека в качестве вольного имперского города. Права, дарованные герцогом Генрихом Львом, были расширены привилегиями, которые дали императоры Священной Римской империи Фридрих I (1188 год) и Фридрих II (1226 год) (древнейший сохранившийся латинский текст датирован 1227 годом). Затем толкования давались также постановлениями Любекского суда шеффенов.

Любекское право получило значительное распространение в Европе: более сотни городов побережья Балтийского моря, в первую очередь члены Ганзы, восприняли от Любека привилегию на использование его норм и правил. С этим принятием признавалась также высшая юрисдикция суда Любека для этих городов. К концу средневековья Любекское право постепенно слилось с Гамбургским правом 1270 года.

Первая систематизация Любекского права, проведённая городским управлением, которое регистрировало правовые постановления и систематизировало их, произошла в 1263 году и обобщила 90 статей, к 1586 году статей было уже 418, среди них были и заимствованные из Гамбургского права[1]. Подробнейший комментарий Любекского права составлен в 1642 году.

Право Любека распространилось в городах Северного и Прибалтийского региона, в том числе в Великом Новгороде, и являлось определяющим в рамках Ганзейского союза[2].

Немецкое купечество, помогая Тевтонскому ордену в колонизации Пруссии, требовало введения в новых городах Любекского права, что приводило бы к их меньшей зависимости от Ордена, но вело к контролю со стороны Любека, с 1268 года бывшего центром Ганзейского союза. Города, входившие в Ганзу, имели право свободной торговли на чужой территории, что не было выгодно для Тевтонского ордена, поэтому Любекское право большого распространения в Пруссии не получило и было принято только в Бранденбурге, Брауенсберге, Эльбинге и Мемеле[3].

Датским королём Эриком V в 1228 году Любекское право было пожаловано Ревелю (нынешнему Таллину). Любекский магистрат стал высшей инстанцией для Ревеля и ревельский магистрат получал разъяснения по спорным вопросам (Ordeele) из Любека. Таким образом, Любекское право действовало не в том виде, в каком было при его рецепции, но и с позднейшими изменениями.

В то же время города юго-западной территории Руси получили пожалованное от польских королей магдебургское право[4].

В Польше Любекское право было введено в 1237 году в Щецине, в Тчеве в 12581260, в Гданьске в 12611263 годах, однако последние два города в XIV веке под влиянием крестоносцев перешли к магдебургскому праву.

Интересно, что часто города, принявшие Любекское право, не имели центральной торговой площади, которую замещали улицы (например, в Гданьске — Długi Targ, в Эльблонге — Stary Rynek).

Особенности Любекского права

Хартии, пожалованные городам императорами Священной Римской империи, давали им право чеканить монету, вести торговлю, возводить крепостные стены, молоть зерно, ловить рыбу, устраивать ярмарки, принимать некоторые собственные законодательные акты не обращаясь к монарху, определяли границы городов.

Любекское право предусматривало управление городом через магистрат (нем. Rat - совет), состоящий из 20 членов, обычно избираемых от цехов на два года[5]. Исполнительную власть составляли до четырёх назначаемых бургомистров, в том числе обер-бургомистр.

Частью Любекского права стал Ганзейский устав, регулировавший вопросы морского права и торговли. К 1608 году печатное собрание систематизировало городское право по шести разделам: общие правила, наследственное право, договорное и обязательственное право, уголовное право, уголовно-процессуальное право, вопросы корабельных дел.

Любекское право в целом сохранялось до XVIII века, а в отдельных местностях — до общегерманской кодификации 1896 года и по некоторым вопросам даже до 1945 года [1].

Любекское право было жёстким, особенно в санкциях по государственным преступлениям. Так, с 1285 года в немецких городах практиковалась смертная казнь фальшивомонетчиков путём сварения в кипятке или скальпирования.

В то же время Любекское право подрывало привилегии дворянства и вело к возникновению зачатков так называемого среднего класса. К примеру, если крепостному удавалось пробраться в город и прожить там больше года, он уже не считался крепостным. В те времена появилась поговорка: «Городской воздух — воздух свободы».

Основные города, принявшие Любекское право

(Даны современные названия городов)

См. также

Напишите отзыв о статье "Любекское право"

Примечания

  1. 1 2 [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Pravo/omel/11.php Омельченко О. Всеобщая история государства и права]
  2. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Pravo/istrp/22.php История государства и права зарубежных стран]
  3. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Pravo/Article/Kach_GorPr.php Качанов Р. Ю. Городское право орденских городов]
  4. [www.allpravo.ru/library/doc108p0/instrum112/item295.html Лекции по общей теории права Н. М. Коркунова]
  5. Никогда отец и сын или братья не могли одновременно быть членами правящего органа.

Литература

  • История государства и права зарубежных стран. В 2-х частях. Под редакцией Крашенинниковой Н. А. и Жидкова О. А. -М.: Норма, 1996, 2001. Ч.1 — 480 с., ч.2 — 712 с.
  • Wilhelm Ebel. Lübisches Recht. 1. Band. Lübeck 1971, ISBN 3-7950-0030-0  (нем.)

Ссылки

  • [www.pravoteka.ru/enc/3153.html Любекское право в Юридической энциклопедии]
  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Pravo/Article/Kach_GorPr.php Качанов Р. Ю. Городское право орденских городов]

Отрывок, характеризующий Любекское право

Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.