Люблинское гетто

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Люблинское гетто
нем. Ghetto Lublin

Два немецких солдата в Люблинском гетто
(май 1941 года)
Тип

Гетто для ликвидации

Местонахождение

Люблин

51°15′11″ с. ш. 22°34′18″ в. д. / 51.25304° с. ш. 22.57155° в. д. / 51.25304; 22.57155 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.25304&mlon=22.57155&zoom=14 (O)] (Я)

Период существования

Март 1941 — ноябрь 1943

Число узников

34 тыс.

Число погибших

34 тыс.

Люблинское гетто на Викискладе

Люблинское гетто (нем. Ghetto Lublin) — одно из гетто периода Второй мировой войны, созданное нацистами в городе Люблин, одном из городов тогдашнего Генерал-губернаторстве[1]. Жителями этого гетто были в основном польские евреи, также присутствовали цыгане[2]. Люблинское гетто, созданное в марте 1941 года, было одним из первых гетто нацистской эпохи в оккупированной Польше, созданного для «ликвидации»[3]. В ноябре 1942 года около 30 000 заключенных были доставлены в лагерь смерти Белжец, а 4000 — в Майданек[4][5].





История

Уже в 1940 году, ещё до фактического открытия Люблинского гетто, руководитель СС и полиции Люблина Одило Глобочник стал увольнять люблинских евреев с должностей в его командовании и создал новую зону для этой цели. Десять тысяч евреев были изгнаны из Люблина в сельскую местность города в начале марта того же года[6].

Гетто, называвшееся также в те годы еврейским кварталом или термином Wohngebiet der Juden, было открыто 24 марта 1941 года. Решения о начале высылки и образовании гетто для евреев были приняты в начале марта, когда войска Вермахта, готовясь к вторжению в Советский Союз, нуждались в жилье неподалеку от германо-советской границы[6]. Гетто, единственное в Люблинском дистрикте по состоянию на 1941 год, было расположено вблизи от области Подзамче, от ворот Гродзка (в то время называвшихся также «еврейскими воротами», так как тогда они были границей между еврейской и нееврейской частями города), вдоль по улицам Любартовска и Уника, и до начала улицы Францисканска. Представители различных еврейских политических партий, таких как Бунд[en], были заключены в Люблинский замок и продолжали осуществлять свою деятельность уже под землей[7].

При создании этого гетто были заключены в тюрьму 34 тысячи евреев[1] и неизвестное число цыган. Практически все они умерли ещё до конца войны. Большинство из них, около 30 тысяч, были депортированы в лагерь смерти Белжец (некоторые из них через гетто Пяски) в период между 17 марта и 11 апреля 1942 года; по немецким квотам каждый день, для отправки в лагеря смерти, призывалось 1400 человек. Другие 4000 человек сначала были отправлены в гетто Майдан Татарски (второе гетто из созданных в пригородах Люблина), а затем они были либо убиты там, либо отправлены в концентрационный лагерь Люблин[1]. Последние из жителей гетто, бывших в немецком плену, были казнены в концлагерях Майданек и Травники 3 ноября 1943 года, во время операции «Фестиваль урожая»[en] (нем. Aktion Erntefest)[8]. Во время ликвидации гетто министр пропаганды Третьего рейха, Йозеф Геббельс, записал в своем дневнике: «Эта процедура довольно варварская, и не будет здесь описана более ясно. Останется мало евреев.»[1].

После ликвидации

После ликвидации люблинского гетто немецкие власти использовали принудительную рабочую силу невольников Майданека для того, чтобы снести и демонтировать территории бывшего гетто, в том числе в соседней деревне Винава[en] и районе Подзамче, а также символически взорвали синагогу Махарам[en] (построена в 17 веке в честь Меира Люблин[en]). Таким образом, были стерты несколько столетий еврейской культуры и общества в Люблине — одной из самых многочисленных диаспор города[8].

Нескольким людям удалось бежать до ликвидации гетто Люблина и они добрались до Варшавского гетто, принеся с собой весть о разрушении с ними[1]. Очевидцы убедили некоторых варшавских евреев, что на самом деле немцы хотели истребления всего еврейского населения в Польше[9]. Тем не менее, другие люди, в том числе глава Варшавского юденрата, Адам Черняков, в то время, отверг эти сообщения о массовых убийствах как «преувеличение»[3]. В общей сложности только 230 люблинских евреев пережило немецкую оккупацию.

Напишите отзыв о статье "Люблинское гетто"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Jack Fischel, [books.google.com/books?id=HrW-b3Q-3ewC&pg=PA58&dq=Lublin+ghetto&lr=&as_brr=3 The Holocaust], Greenwood Publishing Group, 1998, pg. 58
  2. Doris L. Bergen, [books.google.com/books?id=61Vid0UfbD4C&pg=PA114&dq=Lublin+ghetto&lr=&as_brr=3 War & Genocide: A Concise History of the Holocaust], Rowman & Littlefield, 2002, pg. 144. ISBN 0-84-769631-6.
  3. 1 2 Lawrence N. Powell, [books.google.com/books?id=cxDbrgTjrQMC&pg=PA125&dq=Lublin+Ghetto&lr=&as_brr=3 Troubled Memory: Anne Levy, the Holocaust, and David Duke’s Louisiana], UNC Press, 2002, pg. 125
  4. Джек Фишел, [books.google.com/books?id=HrW-b3Q-3ewC&pg=PA58&dq=Lublin+ghetto&lr=&as_brr=3 The Holocaust], Greenwood Publishing Group, 1998, с. 58.
  5. Статистические данные составлены на основе статьи [www.sztetl.org.pl/en/selectcity/ «Glossary of 2,077 Jewish towns in Poland»] Virtual Shtetl Museum of the History of the Polish Jews   (англ.), а также по [www.izrael.badacz.org/historia/szoa_getto.html «Getta Żydowskie», Gedeon,]   (польск.) и по «[www.deathcamps.org/occupation/ghettolist.htm Ghetto List]» Майкла Питерса  (англ.). Accessed July 12, 2011.
  6. 1 2  (нем.) Barbara Schwindt, Das Konzentrations- und Vernichtungslager Majdanek: Funktionswandel im Kontext der «Endlösung», Königshausen & Neumann, 2005, p.56, ISBN 3-826-03123-7
  7. Robert Kuwalek, [www.niecodziennik.mbp.lublin.pl/images/stories/polka_niecodziennika/2007/20070614_sciezki_pamieci/sciezki_pamieci_6.pdf «Lublin’s Jewish Heritage Trail»]
  8. 1 2 Mark Salter, Jonathan Bousfield, [books.google.com/books?id=YgQ0B1CNYfQC&pg=PA304&dq=Maharam+synagogue&lr=&as_brr=3 Poland], Rough Guides, 2002, pg. 304
  9. Alexandra Garbarini, [books.google.com/books?id=i4K9mUlAWUQC&pg=PA49&dq=Lublin+ghetto&lr=&as_brr=3 Numbered Days: Diaries and the Holocaust], Yale University Press, 2006, pg. 49

Литература

  • Tadeusz Radzik, Zagłada lubelskiego getta. The extermination of the Lublin Ghetto, Maria Curie-Skłodowska University 2007  (польск.) (англ.)

Ссылки

  • [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Holocaust/Lublin1.html Scenes from the Lublin Ghetto] (Jewish Virtual Library)
  • [www.communati.com/holocaustresearchproject/lublin-ghetto-and-holocaust The Lublin Ghetto and the Holocaust]
  • [www.jewishgen.org/databases/Holocaust/0130_Lublin.html Lublin Ghetto Listings — April 1942]
  • [www.vilnaghetto.com/gallery/album41 Chronicles of the Vilna Ghetto: Photo Gallery :: Lublin]
  • [tnn.pl/k_77_m_77.html Main page of «Teatr NN» — institution of remembrance of Lublin’s multicultural history]
  • [biblioteka.teatrnn.pl/dlibra/dlibra/doccontent?id=19576&dirids=1 Adina Cimet. «Jewish Lublin. A Cultural Monograph». Lublin, 2009]

Отрывок, характеризующий Люблинское гетто

В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.