Любченко, Панас Петрович

Панас Петрович Любченко укр. Панас Петрович Любченко
6-й Председатель СНК УССР
28 апреля 1934 — 30 августа 1937
Предшественник:	Влас Чубарь
Преемник:	Михаил Бондаренко
Председатель Киевского окружного исполкома и Киевского городского совета
декабрь 1925 — декабрь 1927
Предшественник:	Пантелеймон Свистун
Преемник:	Юрий Войцеховский
2-й Председатель исполкома Черниговского губернского Совета
— 1920 год
Преемник:	Никола́й Ива́нович Пахо́мов
Рождение:	2 (14) января 1897(1897-01-14) Кагарлык, Киевская губерния, Российская империя
Смерть:	29 августа 1937(1937-08-29) (40 лет) Киев, Украинская ССР
Супруга:	Мария Крупеник
Партия:	ВКП(б) (с 1920)
Награды:

Пана́с Петро́вич Лю́бченко (укр. Панас Петрович Любченко; 2 (14) января 1897 — 29 августа 1937) — советский и украинский политический деятель.

Биография

Родился в семье крестьянина. С 1913 года член Украинской партии социалистов-революционеров (позже УКП «боротьбистов»), в 1920 году вступил в КП(б)У (зачёт партстажа с 1918).

В 1914 году окончил военно-фельдшерскую школу в Киеве, вёл революционную работу в действующей армии. В 1917—1918 годах член Киевского Совета и ревкома.

После гражданской войны — на советской и партийной работе: председатель Черниговского губисполкома, Всеукраинского союза сельхозкооперации, Киевского окружного исполкома и Киевского горсовета, председатель Киевского губисполкома.

В 1927—1934 секретарь ЦК КП(б)У, кандидат в члены Политбюро ЦК КП(б)У. Одновременно с 1933 заместитель, с 28 апреля 1934 по 30 августа 1937 председатель СНК УССР. Делегат XV, XVI, XVII съездов ВКП(б), на XVII съезде избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Член ЦИК СССР. Входил в состав редакционной коллегии журнала Більшовик України. Награждён орденом Ленина.

В условиях «культа личности» и усиления политических репрессий на августовском пленуме ЦК КП(б)У был необоснованно обвинён в руководстве контрреволюционной националистической организацией на Украине. Любченко отверг все обвинения. Во время перерыва в работе пленума он вернулся домой, застрелил свою жену, после чего покончил с собой.

В 1965 году реабилитирован. Первый секретарь Компартии Украины Пётр Шелест лично обращался в ЦК КПСС с просьбой «дать согласие на рассмотрение вопроса о посмертной реабилитации в партийном отношении» председателя Совнаркома УССР в 1934-1937 годах, одного из лидеров партии боротьбистов Панаса Любченко.

Изображения

• Liubchenko Soc Kiev 1936 11 p01.jpg

  Председатель Совнаркома УССР на трибуне Чрезвычайного VIII Всесоюзного съезда Советов, ноябрь 1936 г.

Литература

• Салій І. М. [elib.nplu.org/object.html?id=2554 Обличчя столиці в долях її керівників.] / Ред. В. Ковалинський. — Київ: Довіра, 2008. — [elib.nplu.org/files/Disk2/000000002554//jpg/0056.jpg С. 52.] — ISBN 978-966-507-226-3  (укр.)

Отрывок, характеризующий Любченко, Панас Петрович

– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.