Людвиг I (король Баварии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Людвиг I
Ludwig I<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет работы Йозефа Карла Штилера, 1826.
Новая пинакотека, Мюнхен.</td></tr>

король Баварии
13 октября 1825 — 20 марта 1848
Предшественник: Максимилиан I
Преемник: Максимилиан II
 
Вероисповедание: католицизм
Рождение: 25 августа 1786(1786-08-25)
Страсбург
Смерть: 29 февраля 1868(1868-02-29) (81 год)
Ницца
Место погребения: Аббатство св. Бонифаса, Мюнхен
Род: Виттельсбахи
Отец: Максимилиан I
Мать: Августа Вильгельмина Гессен-Дармштадтская
Супруга: Тереза Саксонская-Хильдбургхаузенская
Дети: сыновья: Максимилиан II, Оттон I, Луитпольд и Адальберт
дочери: Матильда, Шарлотта, Алдегонда, Хильдегарда и Александра
 
Награды:

Людвиг I (нем. Ludwig I. von Bayern; 25 августа 1786, Страсбург — 29 февраля 1868, Ницца) — король Баварии с 13 октября 1825 года до своего отречения 20 марта 1848 года, из династии Виттельсбахов.

Сын короля Максимилиана I. Получил первое имя в честь своего заочного крёстного отца Людовика XVI, короля Франции, полное крестильное имя Людвиг Карл Август.





До вступления на престол. Принц-меценат

Посещал университеты в Ландсхуте и Гёттингене; рано обнаружил горячую любовь к литературе, музыке и искусству.

В противоположность отцу он враждебно относился к Наполеону I, но тем не менее в 18061809 годах командовал Баварской дивизией в войнах против Пруссии и Австрии.

По окончании войны с Францией Людвиг жил большей частью в Вюрцбурге и Ашаффенбурге, часто совершая поездки по Италии. В это время он окружил себя кружком писателей и художников, стараясь оказывать им покровительство; в особенности сблизился он с Корнелиусом, Овербеком, Торвальдсеном, впоследствии — с Каульбахом. В частной жизни он был бережлив, но тратил громадные деньги на коллекции художественных произведений, на поддержку театров и пр. Политические его воззрения тогда отличались некоторым либерализмом; в основу конституции 1818 года был положен составленный им меморандум.

Начало царствования

После вступления его на престол в 1825 году положение печати сделалось лучше, полицейские гонения прекратились. Он перенес университет из Ландсгута в Мюнхен, реорганизовал Академию художеств. Всего более стремился он к тому, чтобы обратить Мюнхен во «вторые Афины». Он окружил себя художниками и занялся постройкой различных зданий, то в греческом, то в итальянском вкусе. Особенно известна построенная им «Вальхалла» с бюстами всех знаменитых людей Германии, за исключением, однако, Лютера и деятелей Реформации. В то же время Людвиг выступил как поэт и писатель, но произведения его, хотя и разошедшиеся в нескольких изданиях, отличались только вычурным, претендующим на архаичность языком и не оставили никакого следа в немецкой литературе.

28 марта 1826 года был награждён орденом Св. Андрея Первозванного[1].

Реакция

Палата депутатов не особенно сочувственно смотрела на предприятия короля, требовавшие громадных расходов, и потому умеренно-либеральное направление Людвига быстро сменилось резко реакционным. Этому содействовало и влияние католического духовенства. Печать была подчинена суровому цензурному уставу 1831 года; представители демократических воззрений подвергались полицейским гонениям, арестам и высылке. Корнелиус, естествоиспытатель Окен, филолог Фальмерайер вынуждены были оставить Баварию. Протестантская религия, несмотря на равноправность исповеданий по конституции, стеснялась; так, протестантским солдатам приказывали преклонять колена перед святыми дарами, а пасторов, протестовавших против этого, сажали в тюрьму; с палатой депутатов шла систематическая борьба, пока при помощи полицейских мер на выборах не удалось устранить оппозицию. В области политики романтические увлечения Людвига сказались в сочувствии греческому восстанию; он согласился на избрание его сына, Оттона, греческим королём, что очень недешево обошлось баварскому казначейству, принужденному поддерживать короля разоренной страны.

Семья

В 1810 году он женился на Терезе Саксен-Гильдбургхаузенской (Therese Charlotte Luise von Sachsen-Hildburghausen) (17921854). Празднества, устроенные в честь свадьбы, положили начало празднику Октоберфест.

От этого союза родилось 9 детей:

Лола Монтес. Отречение

Наступление старости не мешало любовным похождениям Людвига. В 1846 году он подпал под сильное влияние ирландской авантюристки Элизы Гильберт, выдававшей себя за «испанскую танцовщицу Лолу Монтес», которой удалось, как говорили, «победить Лойолу», то есть свергнуть клерикальное министерство Абеля, а потом и умеренное министерство Маурера. Было организовано так называемое министерство Лолы, но политическая реакция не стала от этого слабее, хотя и потеряла свой клерикальный оттенок. Всеобщая ненависть к Людвигу выразилась в «Хвалебных песнях королю Людвигу» Генриха Гейне (в «Zeitgedichte»), подвергшего резкому осмеянию и меценатство Людвига, и его поэзию, и влияние на него любовниц, и его пиетизм, смешанный с фривольностью.

Революционное движение 1848 года принудило Людвига 20 марта 1848 отказаться от короны в пользу сына, Максимилиана II; Лола была вынуждена покинуть Европу и уехала в США. С тех пор бывший король жил частным человеком, посвящая себя по-прежнему покровительству искусствам. В 1854 году с ним познакомился знаменитый русский поэт князь Петр Андреевич Вяземский и посвятил экс-королю комплиментарное стихотворение «Мюнхен».

Людвиг I умер в Ницце, пережив сына, когда уже царствовал его внук Людвиг II. Конная статуя его воздвигнута в Мюнхене в 1862 году, ещё при его жизни.

См. также

Сочинения Людвига

  • «Gedichte» (Мюнхен, 1839-47);
  • «Wahlhallagenossen» — биографии деятелей, бюсты которых собраны в Валгалле.

Напишите отзыв о статье "Людвиг I (король Баварии)"

Литература

Примечания

  1. Карабанов П. Ф. Списки замечательных лиц русских / [Доп.: П. В. Долгоруков]. — М.: Унив. тип., 1860. — 112 с. — (Из 1-й кн. «Чтений в О-ве истории и древностей рос. при Моск. ун-те. 1860»)

Отрывок, характеризующий Людвиг I (король Баварии)

– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?