Свобода, Людвик

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Людвик Свобода»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Свобода (значения).
Людвик Свобода
Ludvík Svoboda<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Чехословакии
30 марта 1968 года — 28 мая 1975 года
Глава правительства: Йозеф Ленарт
Олдржих Черник
Любомир Штроугал
Предшественник: Антонин Новотный
Йозеф Ленарт (и. о.)
Преемник: Густав Гусак
Министр национальной обороны Чехословакии
4 апреля 1945 года — 24 апреля 1950 года
Глава правительства: Зденек Фирлингер
Клемент Готвальд
Антонин Запотоцкий
Президент: Эдвард Бенеш
Клемент Готвальд
Предшественник: Ян Масарик
Преемник: Алексей Чепичка
 
Рождение: 25 ноября 1895(1895-11-25)
д. Грознатин, Богемия, Австро-Венгрия
Смерть: 20 сентября 1979(1979-09-20) (83 года)
Прага, Чехословацкая Социалистическая Республика
Отец: Ян Свобода (1862—1896)
Мать: Франтишка Свободова (1868 — ?)
Супруга: (с 1923 года) Ирена Свободова (1901—1980)
Дети: сын Мирослав (1924—1941) и дочь Зоя (род. 1925)
Партия: КПЧ
 
Военная служба
Годы службы: 1915

1916—1920
1921—1950

Принадлежность: Австро-Венгрия Австро-Венгрия
Российская империя Российская империя
Белое движение
Чехословакия Чехословакия
Род войск: пехота
Звание: Генерал армии
Командовал: Чехословацкий армейский корпус
Сражения: Первая мировая война:

Гражданская война в России:

Великая Отечественная война:

 
Автограф:
 
Награды:

Чехословакия:

Российская империя:

СССР:

Югославия:

Польша:

Франция:

Других стран:

Лю́двик Сво́бода (чеш. Ludvík Svoboda; 25 ноября 1895, Грознатин[en] — 20 сентября 1979, Прага) — чехословацкий военный и государственный деятель, генерал армии ЧССР, президент ЧССР в 1968—1975, трижды Герой ЧССР, Герой Советского Союза (1965), Народный Герой Югославии.





Молодые годы и Первая мировая война

Родился в деревне Грознатин Австро-Венгрии (ныне Край Высочина в Чехии) в крестьянской семье. В 1915 году окончил Высшую земледельческую школу по специальности агроном. В том же году был призван на военную службу и в июне был отправлен на Восточный фронт солдатом австро-венгерской армии. Уже в сентябре того же года добровольно сдался в русский плен. Содержался в лагере военнопленных под Киевом, затем освобождён и служил в городской пожарной охране. В сентябре 1916 года в Киеве вступил в чехословацкий легион, сформированный российскими властями, командовал в нём взводом и ротой. Участвовал на стороне российской армии в Зборовском (1917) и в Бахмачском сражениях (1918). В годы гражданской войны участвовал в восстании чехословацкого корпуса и в боях против Красной армии в районе Челябинска и Екатеринбурга. Командовал взводом, ротой и батальоном легионеров. В 1920 году после сибирского похода вернулся в Чехословакию.

За этот период удостоен Военного креста Первой мировой войны, ордена Сокола, медали Победителя (Антанта), Чехословацкой революционной медали с планками «Зборов» и «Сибирь», двух Георгиевских крестов III и IV степени.

Чехословакия (1920—1939)

С 1921 года — офицер чехословацкой армии в чине капитана. До 1923 года служил в 3-м пехотном полку имени Яна Жижки в Кромержиже. В 1923—1931 служил в 36-м пехотном полку в Ужгороде (жил в селе Оноковцы), командир пулемётной роты и заместитель командира батальона. В 1931—1934 годах преподавал венгерский язык в Военной академии, а в 1934 вернулся в Кромержиж. В сентябре 1938 года стал командиром пехотного батальона, занимал эту должность до марта 1939 года. После оккупации страны Германией в марте 1939 года уволен из армии и стал активным участником местной антифашистской группы, после раскрытия которой в июле того же года нелегально бежал из оккупированной немцами Чехословакии в Польшу. Там вошёл в чехословацкую военную организацию и приступил к формированию воинской части из таких же беглецов из Чехословакии.

После поражения Польши интернирован Красной армией. Находился в нескольких лагерях для интернированных лиц.

Вторая мировая война

После нападения Германии на СССР в 1941 году с трудом добился разрешения на создание в СССР чехословацкой воинской части, после получения такого согласия от советских властей в январе 1942 года назначен заместителем командира 1-го Чехословацкого отдельного пехотного батальона в городе Бузулук. Батальон впервые вступил в бой в марте 1943 года в районе деревни Соколово под Харьковом: в ходе Харьковской оборонительной операции совместно с советскими частями отражал атаки наступавшего противника. В бою батальон понёс значительные потери, но показал высокие моральный дух и боевые качества. Свобода был награждён советским орденом. После этого сражения на базе батальона была создана 1-я Чехословацкая отдельная пехотная бригада. С июня 1943 года в составе бригады участвовал в боях на Воронежском фронте, в частности, за освобождение Киева. В 1944 году бригада была преобразована в 1-й Чехословацкий армейский корпус. В сентябре 1944 года по требованию советского командования от командования корпусом был отстранён генерал-лейтенант Ярослав Кратохвил, командиром был назначен Людвик Свобода. В октябре 1944 года под его командованием войска корпуса вместе с советскими частями взяли укреплённый Дукельский перевал и вступили на территорию Чехословакии, за освобождение которой и вели дальнейшие бои до конца войны.

Маршал Советского Союза И. С. Конев в своих мемуарах даёт высокую оценку Свободе как командиру. При этом Конев отмечает, что личная храбрость Свободы иногда мешала ему, и вместо руководства боем соединения Свобода иногда участвовал в бою как рядовой автоматчик[1].

Послевоенная Чехословакия

В апреле 1945 года он был назначен Министром национальной обороны Чехословакии как беспартийный, после чего оставил пост командующего корпусом.

Сыграл важную роль в перевороте 1948 года, который осуществил К. Готвальд. Свобода заявил президенту Э. Бенешу, что армия ни при каких условиях «не пойдёт против народа». После переворота в 1948 году вступил в Коммунистическую партию Чехословакии, избран депутатом Национального собрания Чехословакии.

В 1950 году был снят с должности Министра национальной обороны, назначен заместителем премьер-министра Чехословакии и председателем Государственного комитета по делам физкультуры и спорта. В сентябре 1951 года снят со всех государственных постов и уволен из армии. Вернулся в родной город Грознатин, работал в местном сельскохозяйственном кооперативе. В ноябре 1952 года был арестован, но через несколько дней освобождён. После смерти Готвальда преследования Свободы и его родственников прекратились. Во время визита в Чехословакию в 1954 году с ним встретился Н. С. Хрущёв, после чего генерала Свободу снова вернули в армию. В 1954—1959 годах — начальник Военной академии имени К. Готвальда в Границах, затем вновь был уволен из армии, но на этот раз с почётом. В 1960 году опубликовал свои мемуары «От Бузулука до Праги».

Активно занимался общественной деятельностью. Был заместителем Председателя Союза борцов-антифашистов ЧССР, заместителем Председателя Комитета чехословацко-советской дружбы, работал в Институте военной истории, вёл активную депутатскую и пропагандистскую работу. 30 марта 1968 года избран Президентом ЧССР и Верховным Главнокомандующим вооружёнными силами ЧССР вместо скомпрометировавшего себя А. Новотного, поддержал реформы А. Дубчека.

После вторжения в Чехословакию войск стран Варшавского договора противостоял так называемому «рабоче-крестьянскому правительству» В. Биляка и А. Индры, благодаря его усилиям была сохранена жизнь руководителям КПЧ, вывезенным в Москву. Вместе с тем его сопротивление советскому вмешательству было скорее пассивным — Свобода прекрасно понимал, на чьей стороне сила. Поддержал политику «нормализации» Г. Гусака. С 1974 года фактически не исполнял обязанности Президента, однако отказывался уходить в отставку. В апреле 1975 года был принят конституционный закон, согласно которому Федеральное собрание вправе избрать нового Президента, если прежний не в состоянии исполнять свои обязанности. На этом основании новым Президентом вместо Л. Свободы был избран Г. Гусак.

Публикации

  • Свобода Л. [militera.lib.ru/memo/other/svoboda_l/index.html От Бузулука до Праги] = z buzuluku do prahy / Авторизованный перевод с чешского. Переводчики Грачев С. И. и Петров Ф. П. — Воениздат, 1963. — 408 с. — 15 000 экз.

Воинские звания

Поручик 6 февраля 1919
Капитан 16 августа 1919[2]
Подполковник 1934
Полковник 30 января 1943
Бригадный генерал ноябрь 1943
Дивизионный генерал 10 июня 1945[3]
Генерал армии 26 октября 1946[4]

Награды

ЧССР

Чехословакия (1920—1939)

СССР

Россия

Польша

Югославия

Венгрия

Франция

Великобритания

США

Финляндия

Иран

Афганистан

Память

Напишите отзыв о статье "Свобода, Людвик"

Примечания

  1. ↑ Конев И. С. Записки командующего фронтом. — М.: Военное издательство, 1991. — С. 284.
  2. ↑ Старшинство в звании - с 1.05.1919.
  3. ↑ Старшинство в звании - с 10.05.1945.
  4. ↑ Старшинство в звании - с 1.08.1945.

Литература

  • Залесский К. А. Кто был кто во Второй мировой войне. Союзники СССР. — 2004. — Т. 1. — С. 466-467. — ISBN 5-17-025106-8.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1551 Свобода, Людвик]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.ludviksvoboda.cz Společnost Ludvíka Svobody: jeho obhájci a zčásti příbuzní; stránky obsahují podrobný, i když zaujatý životopis].
  • [vojenstvi.cz/armada/galeriemno.htm Galerie ministrů národní obrany].
  • [www.czechpatriots.com/csmu/ Československé vojenské jednotky v SSSR (1942—1945)].
  • [www.hrad.cz/cz/prezident_cr/svoboda.shtml Životopis na stránkách prezidenta ČR], převzatý z publikace .[www.libri.cz/databaze/kdo20/search.php?zp=11&name=Svoboda+Ludv%EDk KDO BYL KDO v našich dějinách ve 20. století].
  • [polikliet.livejournal.com/42736.html Людвиг Свобода и Ференц Мюнних. Место встречи изменить нельзя. Станция Кын. 7 августа 1918 года].
Предшественник:
Антонин Новотный 		Президент Чехословацкой республики
30 марта 1968 года – 28 мая 1975 года 		Преемник:
Густав Гусак

Томаш Гарриг Масарик (1918—1935) • Милан Годжа (и. о.) • Эдвард Бенеш (1935—1938) • Ян Сыровый (и. о.) • Эмиль Гаха (1938—1939) • Эдвард Бенеш (1945—1948) • Клемент Готвальд (1948—1953) • Антонин Запотоцкий (1953—1957) • Вильям Широкий (и. о.) • Антонин Новотный (1957—1968) • Йозеф Ленарт (и. о.) • Людвик Свобода (1968—1975) • Густав Гусак (1975—1989) • Мариан Чалфа (и. о.) • Вацлав Гавел (1989—1992) • Ян Страский (и. о.)

Отрывок, характеризующий Свобода, Людвик

Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Свобода,_Людвик&oldid=80787788»