Люди 1941 года
| Люди 1941 года | |
| Продюсер |
Роман Дихтярь |
|---|---|
| Автор сценария |
Марлен Хуциев |
| Оператор |
Дмитрий Федоровский |
| Кинокомпания |
Творческое объединение «Горизонт» |
| Длительность |
53 мин. |
| Год | |
«Люди 1941 года» — документальный фильм, снятый Марленом Хуциевым в 2001 году по собственному сценарию (с участием Игоря Хуциева).
На премьерном показе, состоявшемся в Доме кино, режиссёр сказал, что его картина — это стремление понять, какими были люди предвоенного поколения[1].
Содержание
Содержание
Глядя на выпускников-2001, режиссёр (голос которого в течение всей картины звучит за кадром) вспоминает молодых людей сорок первого года. Лента представляет собой чередование архивных кинодокументов с фрагментами довоенных фильмов. Июнь 1941-го — это студенческие сессии, парады физкультурников, теоретические занятия в стенах военно-морского училища, отдых москвичей в парках и на лодочных станциях, утренний подъём пионеров в «Артеке», поезда, увозящие пассажиров в отпуск. В кинотеатрах зрители смотрят «Чапаева» и «Детей капитана Гранта».
Лето, по признанию режиссёра, было столь щедрое, что в этой яркости и спелости поневоле угадывалась «отцов и прадедов примета»[2] о грядущей неизбежности большой беды.
Рецензии
По словам киноведа Елены Стишовой, послание режиссёра, адресованное новым поколениям, осуществлялось «на стыке планов», при монтаже документальных кадров с современными «игровыми досъёмками». Этот метод нечасто используется в современном кинематографе; в его основе — подспудный «полемический подтекст»[1]:
|
Духовная красота людей, добровольно и бескорыстно положивших свои жизни на алтарь отечества, неразгаданная тайна, которую они унесли с собой, потрясает его ещё глубже, ещё сильнее, чем это было в молодые годы. | 
|
И Стишова, и кинокритик Анри Вартанов отмечают, что в «Людях 1941 года» присутствует авторская перекличка с другими работами режиссёра — фильмами «Застава Ильича», «Июльский дождь», «Был месяц май»; Хуциев, с одной стороны, сохраняет тему преемственности поколений, заявленную много лет назад[3], с другой — дополняет её теми переживаниями, которые оставались невысказанными в прежних лентах[1].
Создатели фильма
- Марлен Хуциев — постановщик
- Марлен Хуциев, Игорь Хуциев — авторы сценария
- Владимир Тумаев, Лидия Тумаева, Игорь Хуциев — режиссёры
- Дмитрий Федоровский, Владимир Климов — операторы
- Александр Голышев, Михаил Мирзаалиев, Пётр Жердев — монтажёры
- Василий Голубов — звукорежиссёр
- Роман Дихтяр, Данияр Гайнулин — продюсеры
Напишите отзыв о статье "Люди 1941 года"
Ссылки
- «Люди 1941 года» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Примечания
- ↑ 1 2 3 Елена Стишова [old.russ.ru/culture/cinema/20011213_st.html Марлен Хуциев спорит с веком] // Русский журнал. — 2001. — № 13 декабря.
- ↑ Цитата из стихотворения Александра Твардовского «Отцов и прадедов примета», прозвучавшего в фильме.
- ↑ Анри Вартанов [www.trud.ru/article/28-06-2001/26113_chto_zh_ty_sdelala_podlaja_.html Что ж ты сделала, подлая...] // Труд. — 2001. — № 116.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Люди 1941 года
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
