Людмила Черина

Людмила Черина
фр. Ludmila Tcherina
Имя при рождении:	Моник Чемерзина (фр. Monique Tchemerzine)
Дата рождения:	10 октября 1924(1924-10-10)
Место рождения:	Париж, Франция
Дата смерти:	21 марта 2004(2004-03-21) (79 лет)
Место смерти:	Париж, Франция
Профессия:	артистка балета, актриса, скульптор
Гражданство:	Франция Франция
Награды:
IMDb:	ID 0853481

Моник Чемерзин / Monique Tchemerzine (10 октября 1924 — 21 марта 2004) — французская балерина, актриса театра и кино черкесского происхождения, использовавшая сценическое имя Людмила Черина (Ludmilla Tchérina).

Биография

Родилась 10 октября 1924 года в семье черкесского дворянина-эмигранта Авенира Чемерзина (Шамырзэ), бывшего царского полковника. Мать — француженка Стефан Финетт. Девочку назвали Моник. Впоследствии Серж Лифарь придумал ей псевдоним Людмила Черина.

Балетному искусству обучалась у Б. д’Алессандри, О. Преображенской, И. Хлюстина. В 1939 году в парижской музыкальной школе 15-летняя Людмила станцевала свою первую сольную программу, включавшую «Умирающего лебедя» М. Фокина.

В 1942 году дебютировала на сцене парижского зала Плейель, исполнив главную партию вместе с С. Лифарем в его балете «Ромео и Джульетта». Впоследствии Черина выступала в труппе Б. Князева, Марсельской опере, «Новом балете Монте-Карло», «Балете ХХ века» М. Бежара и собственной труппе. Лучше всего ей удавались роли в драматических и трагических партиях.

В 1943 году 19-летняя Людмила полюбила своего партнера Эдмона Одрана и вышла за него замуж. В 1950 году Э. Одран погиб в автокатастрофе около Лиона. Потрясенная его смертью, она два года не танцевала.

Людмила много рисовала и её единственной темой был Эдмон. Потом она стала рисовать танец как символ жизни. Снималась в фильмах, из которых самый знаменитый — «Красные башмачки» (1948). В 1953 году вышла замуж за Раймона Руа.

Много гастролировала, несколько раз была в Советском Союзе. В 1959 году на сцене Большого театра танцевала Жизель.

После окончания карьеры балерины, занималась модельным бизнесом, живописью, скульптурой. Самая известная её работа — «Сердце Европы» установлена в Страсбурге у здания Европейского парламента. Она является официальным символом Евросоюза.

Умерла 21 марта 2004 года. Погребена в Париже в семейном склепе на кладбище Монмартра. Морис Дрюон сказал о Л.Чериной: «Она сумела сделать из себя произведение искусства».

Роли

Балет

• В Парижской опере более 60 раз исполнила балет С.Лифаря «Мученичество Святого Себастьяна» (музыка Дебюсси).
• В 1961 году в Венеции Бежар поставил для неё балет «Гала» с декорациями Дали.

Кино

Более 15 фильмов с участием Л. Чериной, в том числе:

• «Красные башмачки» (1948)
• «Сказки Гофмана» (1951)
• «Саломея» (1971)
• «Дама с камелиями» (1972)
• «Страсть Анны Карениной» (1975) — Анна Каренина

Библиография

• В 1967 году в Париже была издана книга М. Бежара «Людмила Черина — трагическая танцовщица»
• В 1975 году в издательстве «Robert Laffont» вышла книга Роже Гароди «Людмила Черина, эротизм и мистика».

Награды

• орден Почетного легиона
• орден Академических пальм
• Орден Искусств и литературы

Ссылки

• [inoekino.ru/actor.php?id=8308 Людмила Черина] на сайте «Иное кино»
• [www.kinopoisk.ru/level/4/people/210622/ Людмила Черина] на сайте «КиноПоиск»
• [www.kino-teatr.ru/kino/acter/euro/101346/bio/ Людмила Черина] на сайте «Кино-Театр»

Отрывок, характеризующий Людмила Черина

– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.