Людников, Иван Ильич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Людников Иван Ильич»)
Перейти к: навигация, поиск
Иван Ильич Людников
Дата рождения

26 сентября (8 октября) 1902(1902-10-08)

Место рождения

село Кривая Коса, Область Войска Донского, Российская империя

Дата смерти

22 апреля 1976(1976-04-22) (73 года)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Годы службы

1918—1968

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

200, 390, 138 сд; 15 ск; 39 А

Сражения/войны

Гражданская война,
Великая Отечественная война:

Награды и премии

Других государств:

Ива́н Ильи́ч Лю́дников (26 сентября [8 октября] 1902 — 22 апреля 1976) — советский военачальник, Герой Советского Союза, генерал-полковник. Почётный гражданин городов Витебск и Тернополь.





Биография

Родился в семье рабочего в посёлке Кривая Коса Области Войска Донского (ныне пгт Седово Новоазовского района Донецкой области).

С 1913 вместе с отцом на шахте # 2 Щегловского каменноугольного рудника в Юзовке. 1913 год — выборщик породы; 1914 — камеронщик на насосах; 1915 — ученик токаря мастерских шахты; 1916 — токарь мастерских шахты.

Гражданская война и последующая служба

С 25 октября 1917 года доброволец-красногвардеец Юзовского отряда Красной Гвардии. 1918 год. Апрель — пулемётчик особой пулемётной команды отряда Абросимова Южного фронта (получает ранение); май — красноармеец, старший пулемётного отряда С. А. Бондаренко Южного фронта; декабрь — красноармеец 1-го кавалерийского полка 42-й стрелковой дивизии 1-й Конной Армии С. М. Будённого Южного фронта. 1919 год. Член ВЛКСМ, избранный комсомольской организацией 1-го Кавалерийского полка. 1920 год. Краснофлотец Мариупольской военно-морской базы Азовской флотилии Южного фронта на канонерской лодке «Знамя социализма» в дивизионе под командованием Сергея Колбасьева. Во-время военной интервенции в России 1917—1922 годах участвовал в боях против войск генералов Каледина, Деникина и Врангеля.

После окончания гражданской войны получает военное образование в следующих учебных заведениях:

  • С 8.8.1922 по 1.1.1923 — 94-е пехотные командные курсы Украинского Военного округа
  • С 1.1.1923 по 8.8.1925 — Одесская пехотная школа
  • В 1930 г. — пулемётные курсы при курсах «Выстрел»
  • С 22.4.1935 по 8.9.1938 — Военная Академия им. М. В. Фрунзе

После окончания Одесской пехотной школы становится командиром Красной Армии.

  • 8.8.1925 года — командир взвода 37-го полка 13-й дивизии СКВО
  • 26.12.1926 — курсовой командир 17-й Владикавказской пехотной школы СКВО.
  • октябрь 1930 — командир пулемётной роты 17-ой Владикавказской Краснознамённой пехотной школы СКВО.
  • 4.3.1933 — начальник штаба батальона Орджоникидзевской Краснознамённой пехотной школы СКВО.
  • 9.8.1934 — руководитель тактики Татаро-Башкирской объединённой военной школы имени ЦИК Татарской АССР.

Согласно приказу # 00128 от 29 августа 1938 года назначается офицером по особым поручениям 1-го отдела Красной Армии. C апреля 1939 года — начальник второго отделения 13-го отдела Красной Армии. Главной его задачей была подготовка оперативных работников штабов дивизий, армий, корпусов. С 29 ноября 1939 по 1941 год начальник Житомирского пехотного училища.

Великую Отечественную войну встретил на Юго-Западном фронте, затем воевал на Южном, Северо-Кавказском, Сталинградском, Донском, Центральном, 1-м Украинском, 3-м Белорусском, Забайкальском фронтах.

Великая Отечественная война

Начальный период войны

К 22 июня 1941 года полковник И. И. Людников командовал 200-й стрелковой дивизией, которая входила в состав 31-го стрелкового корпуса, входящего в окружное подчинение КОВО и дислоцировалась южнее г. Сарны. Впоследствии 200 сд вместе с 31 ск была придана 5-й армии и участвовала в Киевской оборонительной операции. В частности, 200 сд полковника И. И. Людникова, занимая Коростеньский УР, совместно с другими частями неоднократно на протяжении июля-августа 1941 года наносила фланговые контрудары по рвавшейся к Киеву немецкой 6-й армии. После отвода за р. Днепр 20 августа 200 сд участвует в оборонительных боях за Чернигов. 12 сентября 200-я сд и её штаб были подвергнуты очередному удару с воздуха, в результате которого Иван Ильич получил тяжёлое ранение в голову и сломал ногу, был контужен и потерял сознание. Лечение проходило в Харьковском госпитале, а затем в Казанском военном госпитале № 361.

В ноябре 1941 года после окончания лечения И. И. Людникову была предложена должность начальника оперативного отдела штаба 7-й армии, но он отказывается, мотивируя это тем, что, имея боевой опыт, больше пользы может принести на командной должности. Он получает в своё распоряжение 16-ю отдельную стрелковую бригаду, сформированную на базе Грозненского и других военных училищ СКВО. Бригада была зачислена в состав 56-й армии СКВО. В конце ноября бригада участвует в освобождении Ростова-на-Дону. С 26 марта 1942 года Иван Ильич находится в распоряжении Военного Совета СКВО. За два следующих месяца И. И. Людников получает назначения в различные соединения — 218-ю стрелковую дивизию СКВО Ставрополя, 404-ю стрелковую дивизию, 390-ю армянскую стрелковую дивизию, 63-ю горнострелковую дивизию 44-й армии, но в силу изменений ситуации на фронте не вступает в командование ими. 29 мая 1942 года он стал командиром 138-й стрелковой дивизии, которой командовал 9 месяцев.

Сталинградская битва

Под командованием И. И. Людникова 138-я стрелковая дивизия в октябре — ноябре 1942 года героически сражалась с врагом в Сталинграде. Сто дней и ночей эта дивизия вела тяжёлые бои за завод «Баррикады» на территории Нижнего посёлка. Территория 700 м по фронту и 400 м в глубину (позже названная «Остров Людникова») была с трёх сторон окружена фашистами, четвёртой была Волга. Она простреливалась прямой наводкой артиллерии, обстреливалась минами и снарядами. Дивизия под командованием Людникова стойко оборонялась до перехода в наступление в декабре 1942 года. 25 января 1943 года части дивизии повернули на север на уничтожение северной группы фашистских войск в районах заводов и заводских посёлков.

За мужество и героизм, проявленные личным составом в боях за Сталинград, преобразована в 70-ю гвардейскую стрелковую дивизию (6 февр. 1943).

Курская битва и переправа через Днепр

1 июня 1943 года И. И. Людников приказом № 03376 назначается командиром 15-го стрелкового корпуса 13-й армии Центрального фронта. Во время Курской битвы 15 ск под командованием генерал-лейтенанта Людникова выполнил свои задачи в обороне, а затем перешёл в контрнаступление. 22 сентября 1943 года передовые части корпуса вышли к Днепру в районе севернее города Чернобыль и с ходу начали форсирование. Овладев плацдармом на правом берегу, отразили контратаки и завязали бой по расширению плацдарма. За успешное управление войсками при форсировании Днепра и проявленные при этом отвагу и мужество ему было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 1892) 16 октября 1943 года.

Операция «Багратион»

В 1944 году Красная Армия провела наступательную операцию «Багратион», названную в честь русского военачальника в Отечественной войне 1812 года. В этот период Людников командовал 39-й армией 3-го Белорусского фронта. Совместно с 43-й армией 1-го Прибалтийского фронта под командованием генерала армии Белобородова А. П. провёл наступательную операцию против частей гитлеровской армии. В военной истории эта операция также известна под названием Витебско-Оршанской операции, или Витебско-Оршанского котла. В результате этой операции за 4 дня боёв от немецких захватчиков было освобождено 447 населённых пунктов, в том числе Витебск и Орша.

Прибалтийская операция

По решению Ставки Верховного Главнокомандования 39-я армия была, временно, передана в состав 1-го Прибалтийского фронта для участия в Прибалтийской операции. Перед армией была поставлена задача: овладеть рубежом Даугавпилс — Подбродзье и в дальнейшем развивать наступление на Каунас и Шяуляй. 27 июля освобождён Даугавпилс, затем Паневежис и Шяуляй. 1 августа освобождён Каунас и армия вышла на линию Расейняй — Сувалки, где на позициях севернее Немана, у границ Восточной Пруссии, заняла оборону. Далее перед войсками И. И. Людникова была поставлена задача овладеть, хорошо укреплённым городом Таураге, захват которого позволял перерезать основную коммуникацию немцев из Тильзита через Неман. Войска армии овладели Таураге и 9 октября перешли границу Германского рейха, войдя в Аугстогаллен. За шесть дней наступления армия прошла 150 км.

Восточно-Прусская операция

11 октября командующий 3-я Белорусским фронтом И. Д. Черняховский поставил 39-й армии задачу: из второго эшелона фронта её введут в бой на второй день наступления. Направление на Кудиркос-Науместис, Пилькаллен, Хенснишкенен. 17 октября 39-я армия вступила в сражение, встретив упорное сопротивление. За неделюь пройти всего 21 км. В ноябре и декабре 39-я армия вела тяжёлые бои без продвижения вперёд. 13 января, в день атаки, когда была назначена артиллерийская подготовка, был сильный туман, который сделал невозможным наблюдение за огнём. Таким образом, атака первого дня полностью не удалась. И в последующие дни 39-я армия не достигла намеченных результатов. Наступление стало затухать. И. И. Людников принял решение перебросить все танки и самоходные орудия южнее Пилькаллена, на направление ранее считавшееся второстепенным. Танкам поставлена задача: не дожидаясь пехоты, прорваться на тактическую глубину противника и развивать успех. Пехота должна приложить все усилия, чтобы не отрываться от танков. Если прорыв удастся, то развить наступление на северо-запад к Тильзиту, и тогда над всей инстербургской группировкой немцев нависнет угроза полного окружения. Командующий фронтом поддержал инициативу Ивана Ильича. Погода (встречный мокрый снег) мешала начать атаку с утра и только к 16 часам снег прекратился. Танки вырвались вперёд и к 22 часам продвинулись в глубину на 12-16 км. Образовался прорыв, в который можно было вводить резерв. 17 января 1945 года 5-й гвардейский и 94-й стрелковый корпуса сильным ударом прорвали гумбиненский оборонительный рубеж и вошли в города Хенснишкенен и Пилькаллен. Развивая успех, войска армии 19 января овладели городом Тильзит. Далее 39-я армия дошла до реки Дейма и потребовалось несколько дней, для того чтобы первые дивизии смогли переправиться на западный берег. 25 января, переправившись, войска армии продвинулись вперёд на 18 км. И. И. Людников получил задачу: создать ударную группу, обойти Кёнигсберг с севера, затем с запада и частью сил выйти к Балтийскому морю, отрезав от него немецкие силы. На Земландском полуострове войска армии овладели ж\д станцией Метгетен и перерезали коммуникацию из Кёнигсберга в Пиллау. 16 апреля 1945 года войска армии овладели городом Фишхаузен и на этом закончили бои в Восточной Пруссии. 5 мая 1945 года Ивану Ильичу Людникову было присвоено звание генерал-полковник.

Советско-японская война

С 12 мая (начало переброски войск) и до окончания военных действий в августе 1945 года 39-я армия принимала участие в операциях и боевых действиях Советско-японской войны. За прорыв обороны японцев на границах Маньчжурии и форсирование горного хребта Большой Хинган И. И. Людников награждён орденом Суворова 1-ой степени и медалью «За победу над Японией».

Командующий войсками

После войны

С 1968 года в отставке.

Депутат Верховного Совета СССР 2-го и 3-го созывов.

Умер 22 апреля 1976 года. Похоронен в Москве, на Новодевичьем кладбище.

Признание и награды

Награды СССР

Ордена

Медали
Благодарности, объявленные в Приказах Верховного Главнокомандующего

Иностранные награды

Ордена
Медали

Воспоминания современников

Один из героев Сталинградской битвы, генерал Людников пользовался в войсках репутацией грамотного и волевого военачальника, отлично знающего тактику, оперативное искусство, а так же искусство использования в бою и операции соединений различных родов войск и их оружия. В отличие от некоторых командиров, вместе с которыми мне приходилось воевать, он не любил скоропалительных решений и любую задачу осмысливал глубоко и всесторонне, хорошо ориентируясь при этом в самой запутанной обстановке, настойчиво вырабатывая наиболее разумное решение.
Иван Ильич никогда не терял головы и в случае неудачного развития боя, оставаясь и в этот момент уравновешенным, подчеркнуто спокойным, отдавал распоряжения хладнокровно и вразумительно, не повышая голоса. Вместе с тем он, как никто, умел потребовать с подчиненных и помочь им. Чувствовалось, что горнило Сталинградской эпопеи, пламя Курской битвы и опыт многих других сражений, через которые он прошел, накрепко закалил его командирский характер.

— Герой Советского Союза генерал армии П. Н. Лащенко Из боя — в бой. — М.: Воениздат, 1972. — С. 198.

Ивана Ильича Людникова я знал с первых дней войны. Он в 1941 году командовал стрелковой дивизией на Юго-Западном фронте и уже тогда проявил поразительную смелость, прославился как блестящий тактик общевойскового боя. Тяжелое ранение выбило Людникова, как говориться, из седла. С тех пор мы не виделись с ним. Я знал, что он отличился и под Сталинградом, был удостоен звания Героя Советского Союза. Блестяще действовала его армия в ходе окружения и быстрого разгрома витебской группировки, так что генерал Людников оказался на высоте и в должности командарма.

— Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Баграмян И. Х. Так шли мы к победе. — М: Воениздат, 1977. — С. 346.

Память

.

города. На здании в начале проспекта установлена информационная мемориальная доска, а на здании в конце проспекта — мемориальная доска с барельефом Героя Советского Союза Ивана Ильича Людникова.

Мероприятия, посвящённые 110-летию Ивана Ильича Людникова

12 октября 2012 года в посёлке Седово состоялась конференция, посвящённая 110-летию со дня рождения Ивана Ильича Людникова. Главным событием конференции стала презентация книги, написанной и составленной двумя краеведами и историками Донецкого Приазовья Алексеем Андреевичем Поповым и Виктором Николаевичем Бесчастным — «Полководец с Кривой Косы». Это первая в истории биографическая книга о И. И. Людникове, который как и Г. Я. Седов является национальным героем поселка Седово, поэтому юбилейные торжества стали важным событием в жизни поселка.
На конференции выступили авторы книги, сын Ивана Ильича — Евгений Иванович, руководители администрации Новоазовского района, директор и учителя школы п. Седово, научные сотрудники музея Г. Я. Седова (в котором существует и экспозиция, посвящённая И. И. Людникову), представители Совета Ветеранов и другие участники конференции, сказавшие много добрых слов об Иване Ильиче. Конференция освещалась в СМИ — Новоазовской районной газете «Родное Приазовье» и телевидении Донецкой области. Кроме презентации книги в поселке была проведена научно-практическая конференция и показ фильма о И. И. Людникове; состоялось возложение цветов к мемориальной доске, установленной на стене школы посёлка Седово в честь уроженцев Кривой Косы — Г. Я. Седова и И. И. Людникова. По итогам мероприятия, было принято решение проводить ежегодно в день рождения И. И. Людникова научно-практическую конференцию посвященную великому полководцу.

Упоминания в кинематографии

В фильме Сталинградская битва (роль Людникова исполнил народный артист СССР М.Названов)

Сочинения

  • «Под Витебском» — Москва, 1962
  • [militera.lib.ru/memo/russian/lyudnikov_ii/index.html «Дорога длиною в жизнь»] — М.: Воениздат, 1969
  • «Через Большой Хинган» — М., 1967
  • «Огненный остров» — Волгоград, 1971
  • «Сквозь грозы» 2-е издание — Донецк, 1973

Источники

  1. ↑ [fleetphoto.ru/ship/36121/ Водный транспорт]
  • Их именами названы…: Энциклопедический справочник / Рекол.: И. П. Шамякин (гл. ред.) и др. — Мн.: БелСЭ имени Петруся Бровки, 1987. — 711 с. — 30 000 экз.
  • Большая советская энциклопедия
  • Белорусская Историческая Энциклопедия
  • Личное дело Людникова Ивана Ильича.
  • Памяць: Гіст.-дакументальная хроніка Віцебска. У 2-х кн. / Рэдкал.: Г. П. Пашкоў (гал. рэд.) і інш.; Маст. Э. Э. Жакевіч. — Мн.: БелЭн, 2002. — 648 с.: іл. — 5000 экз. — ISBN 985-11-0246-6
  • Полководец с Кривой Косы (Очерки о жизни И. И. Людникова). А. А. Попов, В. Н. Бесчастный. Донецк: Каштан, 2012. 176 с., 20 с илл.

Напишите отзыв о статье "Людников, Иван Ильич"

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1283 Людников, Иван Ильич]. Сайт «Герои Страны».

  • [visualrian.ru/images/item/93782 Фото Ивана Ильича Людникова]
  • Мемориальный комплекс [www.volfoto.ru/volgograd/barrikadi/ostrov_ludnikova/ Остров Людникова] в Волгограде
  • [reportage.su/audio/306 Людников Иван Ильич о бойцах 138-й стрелковой дивизии, защищавших Сталинград], аудиозапись
  • [old-mariupol.com.ua/syn-priazovya-geroj-otchizny/ Сын Приазовья — Герой Отчизны] на сайте Старый Мариуполь

Отрывок, характеризующий Людников, Иван Ильич

– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Людников,_Иван_Ильич&oldid=80978829»