Людовик д’Эврё

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Людовик д’Эврё
фр. Louis d'Évreux<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Людовик д’Эврё. Изображение на надгробной плите.</td></tr>

граф д'Эврё
1298 — 19 мая 1319
Предшественник: Выделено из королевского домена
Преемник: Филипп III д’Эврё
 
Вероисповедание: католичество
Рождение: 3 мая 1276(1276-05-03)
Смерть: 19 мая 1319(1319-05-19) (43 года)
Франция
Род: Капетинги, ветвь Эврё
Отец: Филипп III Смелый
Мать: Мария Брабантская
Супруга: Маргарита д’Артуа
Дети: сыновья: Филипп, Шарль
дочери: Мария, Маргарита, Жанна

Людовик д’Эврё (фр. Louis d'Évreux; 1276 — 19 мая 1319) — граф д’Эврё, д’Этамп и де Бомон-ле-Роже, сын короля Филиппа III Смелого и Марии Брабантской. Французский принц из династии Капетингов. Основатель дома Эврё.





Биография

Младший единокровный брат короля Филиппа IV Красивого, от которого получил в апанаж графство Эврё.

По свидетельству современников, этот принц был приверженцем мира. По сравнению со своим энергичным единокровным братом графом Карлом де Валуа, Людовик, который к нему всегда был оппозиционно настроен, был тих и спокоен. Однако он твёрдо защищал право Государства над Церковью и помог своему брату Филиппу IV Красивому в его борьбе против папы Бонифация VIII.

Принимал участие в военных кампаниях во Фландрии в 1297, 1304 и 1315 годах.

В 1317 году его племянник Филипп V Длинный возвёл его графство Эврё в пэрство.

Людовик д’Эврё, отличавшийся спокойным и добрым нравом, старался держаться подальше от политических интриг.

Семья и дети

Жена: (с 1301) Маргарита д’Артуа (ок. 1285—1311), дочь Филиппа д’Артуа и Бланки де Дрё. Имели пять детей:

См. также

Напишите отзыв о статье "Людовик д’Эврё"

Ссылки

  • [archive.is/20120604184733/pagesperso-orange.fr/vieux-marcoussis/Chroniques/evreux.htm Un prince capétien illustre moine de Longpont]

Отрывок, характеризующий Людовик д’Эврё

– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.