Людовик II де Бурбон

Людовик II Добрый фр. Louis II le Bon
герцог де Бурбон
1356 — 1410
Предшественник:	Пьер I де Бурбон
Преемник:	Жан I де Бурбон
граф де Клермон-ан-Бовези
1356 — 1404
Предшественник:	Пьер I де Бурбон
Преемник:	Жан I де Бурбон
граф де Форе
1372 — 1410
Соправитель:	Анна Овернская (1372 — 1410)
Предшественник:	Жан II де Форе
Преемник:	Жан I де Бурбон
Рождение:	4 августа 1337(1337-08-04)
Смерть:	19 августа 1410(1410-08-19) (73 года) Монлюсон
Место погребения:	Приорство Сувиньи
Род:	Бурбоны
Отец:	Пьер I де Бурбон
Мать:	Изабелла Валуа
Супруга:	Анна Овернская
Дети:	сыновья: Жан I, Людовик; дочери: Екатерина, Изабелла

Не следует путать с Людовик II де Бурбон-Конде.

Людовик II Добрый (фр. Louis II le Bon; 4 августа 1337 — 19 августа 1410, Монлюсон) — герцог де Бурбон с 1356, граф де Клермон-ан-Бовези 1356—1404, граф де Форе и сеньор де Меркер с 1372 (по браку), сын герцога Пьера I и Изабеллы Валуа, французский военачальник.

Биография

Людовик был верным сторонником королей Франции Иоанна II Доброго и Карла V, женатого на его сестре Жанне.

После гибели отца в битве при Пуатье в 1356 году Людовик унаследовал герцогство Бурбон.

В 1359 году он помог осаждённому армией короля Англии Эдуарда III городу Реймс. Вскоре после этого он отправился в Англию в качестве одного из заложников для гарантии уплаты выкупа за короля Франции Иоанна II Доброго, попавшего в плен во время битвы при Пуатье. Во Францию из плена он вернулся только в 1367 году уже после смерти Иоанна II.

В 1368—1370 годах Людовик сражался против англичан в Пуату и Гиени, помогая новому королю Франции Карлу V отвоёвывать захваченные теми земли. Следуя инструкциям Карла V и коннетабля Бертрана дю Геклена, Людовик, не вступая в крупные сражения, с помощью небольших стычек постепенно захватывал крупные крепости в Лимузене, Бретани и Гиени.

Первоначально он взял Ла Рош, Бовуар и Монтеско. В 1369 году Эдмунд Лэнгли, граф Кембридж, и Джон, граф Солсбери, захватили в Бурбонне замок Бель-Перш, где в то время находилась мать Людовика. Через герольда они известили Людовика, что его мать будет вывезена из замка под конвоем, и предложили попробовать её отбить, однако Людовик отказался это делать, чтобы не подвергать жизнь матери опасности, и упрекнул противников в отсутствии рыцарского уважения к даме.

В 1371 году Людовик вместе с Жаном, герцогом Беррийским, осадил и взял Лимож. К 1374 году он захватил практически все крупные крепости в Руэрге, Пуату, Сентоже и Турени. В 1374 году во время похода в Гиень вместе с Людовиком I Анжуйским он отвоевал Ажан и Бигорр, а также захватил Ла-Реоль.

После заключения перемирия между Англией и Францией в 1374 году Людовик смог разгромить банды наёмников в своём герцогстве. Позже он откликнулся на призыв короля Кастилии Энрике II Трастамары и прибыл в Бургос для участия в походе против мавров. Однако, узнав, что поход планируется в Португалию, Людовик отказался в нём участвовать и вернулся назад.

В 1378 году Карл V послал Людовика в Нормандию для борьбы против короля Наварры Карла II Злого, где он смог захватить большую часть сильных крепостей.

После смерти Карла V в 1380 году Людовик вошёл в регентский совет при малолетнем короле Карле VI.

С 1385 года Людовик снова воевал против англичан в Гиени.

В 1390 году Людовик по просьбе Генуэзской республики отправился в Тунис, где участвовал в осаде Карфагена. В 1391 году он предпринял экспедицию на 80 кораблях против разбойничьих государств пиратов в северной Африке. Вскоре после этого Людовик вернулся во Францию.

Несмотря на то, что Людовик входил в регентский совет при Карле VI, он не смог помешать анархии, которая возникла из-за помешательства короля и борьбы за власть между герцогом Бургундии Жаном Бесстрашным и герцогом Орлеанским Людовиком. В итоге он выбрал сторону герцога Людовика.

Людовик II был первым герцогом, который поселился в Бурбоне и занимался интересами своих подданных.

Брак и дети

Жена: с 19 августа 1371 года Анна Овернская (1358—1417), графиня де Форе и дама де Меркер, дочь Беро II Великого, дофина Оверни и графа де Клермон. Дети:

• Екатерина (1378 — в млад.)
• Жан I (1381—1434), герцог де Бурбон с 1410, граф де Форе с 1417
• Изабелла (1384 — после 1451), монахиня в Пуасси, в 1400 году была помолвлена с Эриком Померанским, королём Норвегии, Дании и Швеции
• Людовик (1388—1404), сеньор де Божё

Кроме того, у Людовика было 5 незаконных детей:

• Гектор (1391—1414), сеньор де Рошефор и де Дампьер-ан-Шампань
• Персеваль (1402—1415)
• Пьер, шевалье
• Жак (ум. после 1422), монах-целестинец в 1422
• Жан (ум. после 1419), сеньор де Танри в 1419

Литература

• Семёнов И. С. [books.google.com/books?id=ZRI9pZL3k34C&pg=PA3&hl=ru&source=gbs_selected_pages&cad=0_1 Христианские династии Европы. Династии, сохранившие статус владетельных. Генеалогический справочник] / Научный редактор Е. И. Куксина. Предисловие О. Н. Наумов. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. — 494 с. — 3 000 экз. — ISBN 5-224-02516-8.
• Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/BOURBON.htm#_Toc207154611 BOURBON: DUKES of BOURBON (CAPET)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 11 апреля 2009. [www.webcitation.org/66WdXOr5N Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Людовик II де Бурбон

Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.