Людовик IV Заморский

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Людовик IV Заморский лат. Ludovicus, фр. Louis IV d'Outremer<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Денье Людовика IV</td></tr>
король Западно-Франкского королевства
19 июня 936 — 10 сентября 954.
Коронация:	19 июня 936, Лан, Франция
Предшественник:	Рауль I
Преемник:	Лотарь
Рождение:	10 сентября 920 или 921 Лан, Франция
Смерть:	10 сентября 954(0954-09-10) Реймс, Франция
Место погребения:	Аббатство Сен-Дени, Париж, Франция
Династия:	Каролинги
Отец:	Карл III Простоватый
Мать:	Огива Уэссекская
Супруга:	Герберга Саксонская
Дети:	сыновья: Лотарь, Карломан (Карл), Людовик, Генрих, Карл I Лотарингский дочери: Матильда, Хильдегарда, Альберада

Людовик IV Заморский (фр. Louis IV d'Outremer; 10 сентября 920 или 921, Лан, Франция — 10 сентября 954, Реймс, Франция) — король Западно-Франкского королевства (Франции) с 936 года, из династии Каролингов. Сын Карла III Простоватого и Огивы Уэссекской, сестры короля Англии Этельстана. После того, как Карл попал в плен к графу Герберту II де Вермандуа в 923 году, его жена бежала с маленьким сыном к брату, в Англию. Так как Людовик жил и воспитывался в Англии, то его прозвали Заморским.

Биография

Избрание королём Людовика Заморского

15 января 936 года года умер король Рауль. Герцог Гуго Великий, после переговоров с Вильгельмом (Гийомом) Нормандским, Гербертом Вермандуаским, Арнулем Фламандским и бургундским герцогом Гуго Чёрным решил послать в Англию за Людовиком. Король Этельстан, приняв присягу у франкских вельмож, отправил племянника во Францию с епископами. Гуго Великий и другие знатные франки поспешили навстречу Людовику к побережью Булони, оттуда направились в Лан. Архиепископ Реймса Артольд 19 июня 936 года короновал Людовика в присутствии знатнейших людей королевства и более чем двадцати епископов. Во владения короля входили Компьень, Кьерзи, Вербери, Вер, Понтьон и несколько аббатств: Нотр-Дам в Лане, Сен-Корней в Компьене, Корби и Флёри.

Начало правления

В начале правления власть была чисто символической. Он был очень молод, не имел никаких связей в стране, не говорил по-романски и по-латыни, и к тому же был невероятно стеснен в средствах и едва мог содержать свой двор с тех земель, которые ещё принадлежали Каролингам. Он очень зависел от поддержки Гуго Великого, могущественного герцога Французского, который называл себя «первым после короля во всех его владениях» и был истинным владыкой государства. Гуго, хотя и отдал королю корону, которую вполне мог оставить себе — как сын и племянник королей Эда (Одона) и Роберта, не хотел поступиться даже малой толикой своего влияния. Сразу после смерти Рауля он объявил, что собирается присоединить к своим обширным владениям герцогство Бургундское, и начал войну с Гуго Чёрным, братом покойного короля Рауля, заручившись поддержкой Людовика. Так как Гуго Чёрный медлил принести присягу Людовику, они осадили и взяли Лангр.

Разлад в отношениях с Гуго Великим

Людовик находился под опекой Гуго совсем недолго. По характеру он был гораздо деятельнее своего отца и хотел действительно быть, а не только называться королём. С 937 года Людовик стал заниматься военными делами и управлением самостоятельно, не обращая внимания на советы Гуго. Стремясь ослабить контроль со стороны герцога франков, он из Парижа переехал в Лан и вскоре назначил государственным канцлером архиепископа Реймского Арто. Когда Гуго Великий понял, что король отверг его советы, он заключил союз с Герибертом, графом Вермандуа. Вражда с Герибертом была очень опасна для короля, так как владения графа со всех сторон окружали королевский домен в городе Лане и даже смешивались с ним — граф занимал цитадель города.

В ответ на взятие Людовиком цитадели Лана, Гериберт в 938 году взял благодаря измене замок Шато-Тьерри, а потом захватил крепость Шозе, принадлежавшую архиепископу Реймскому. Гуго и Гериберта поддержал герцог Нормандский Вильгельм, а на стороне короля выступили герцог Бургундский Гуго Чёрный, у которого Гуго Великий отобрал города Санс и Осер, граф Фландрский Арнульф, граф Тулузский Раймунд Понс (впоследствии герцог Аквитанский) и граф Пуатье Вильгельм (Гийом), которому непосредственно угрожала экспансия со стороны Гуго Великого.

Война в Лотарингии

В 939 году основным центром войны стала Лотарингия, занятая при короле Рауле (Радульфе) немцами. В начале 939 года здешний герцог Гизельберт (Жильбер) принял участие в восстании герцогов Саксонии и Франконии против короля Германии Оттона I. Гизельберт предложил Людовику власть над Лотарингией и даже отдал ему, в качестве первого шага, город Верден. Король изгнал из герцогства сторонников Оттона I. Узнав, что в Лане против него зреет измена, Людовик поспешил обратно, выгнал из города епископа Радульфа и его приспешников.

Тем временем Оттон победил Гизельберта и тот, спасаясь бегством, утонул в реке. Людовик сильно сокрушался о смерти герцога Лотарингского. В 940 году он вновь приехал в Лотарингию, взял в супруги вдову Гизельберта Гербергу, сестру короля Оттона, и короновал её вместе с собой.

Оттон I вмешивается в дела западных франков

Совершив это, Людовик отправился в Бургундию. В его отсутствие герцог Гуго и граф Гериберт вместе с Вильгельмом Нормандским подступили к Реймсу. Горожане сочувствовали им и почти все перешли на сторону мятежников, оставив архиепископа Артольда (Арто). На шестой день осады, открыв ворота, они впустили осаждавших внутрь. Артольд укрылся в аббатстве Авене и сложил с себя архиепископский сан. На его место поставили Гуго, сына Гериберта.

Между тем Оттон I, захватив опять всю Лотарингию, вторгся с войском во Францию. Гуго и Гериберт, объединившись с ним, проводили его до Аттиньи и здесь присягнули ему на верность.

В 942 году при посредничестве Герберги, Людовик и Оттон встретились для переговоров. Оттон I решил, что его зять Людовик Заморский с лихвой получил своё, поэтому он назвал его своим другом и помирил его с Гербертом и Гуго, своим вторым зятем (король и герцог были женаты на сестрах Оттона), выступив арбитром. Людовик должен был согласиться на потерю Реймса и на избрание Гуго архиепископом. Он обещал не причинять вреда Гуго Великому и Гериберту, которые принесли присягу немецкому королю.

Успехи короля в борьбе с мятежниками

23 февраля 943 года умер Герберт Вермандуаский, его владения были поделены между четырьмя его сыновьями. Смерть Герберта освободила короля от опасного возмутителя спокойствия, ибо владения последнего, буквально кольцом, окружали королевский Лан. Людовик завладел аббатством Сен-Крепен в Суассоне, которое он затем уступил графу Рено из Руси, недавно приближённому Гуго Великого, а теперь преданному династии Каролингов.

После гибели в 942 году герцога Нормандии Гийома Длинная Шпага, король вторгся в Нормандию, явился в Руан и взял его юного наследника Ричарда под опеку, увез к своему двору и стал стремиться к полному подчинению Нормандии. Нормандцы разделились, началась борьба партий. Позже король заручился ещё и поддержкой Альбера Вермандуаского, одного из сыновей Герберта.

В 944 году, узнав, что нормандцы хотят отложиться от него, Людовик при поддержке Гуго Великого, которому была обещана часть Нормандии, вторгся в Нормандию, занял Байе, а потом овладел и всеми остальными землями герцогства.

Арест короля

В 945 году Людовик попытался вернуть себе Реймс. Натолкнувшись на упорное сопротивление жителей, он согласился на посредничество Гуго Великого, который убедил короля снять осаду с города и выслушать оправдания архиепископа Гуго в судебном порядке. В ожидании суда Людовик отправился в Нормандию, не зная, что здесь против него сложился заговор. Засада была подстроена нормандцами — сторонниками Гуго Великого. Хагрольд, который правил Байе, отправил к королю послов и пригласил его к себе. В июле 945 года Людовик с небольшим сопровождением спокойно отправился в Байе, полагая, что едет к своему верному вассалу. Хагрольд же, зная о нехватке воинов, напал на короля с большим войском. Из спутников Людовика одни были ранены, другие убиты, а сам он обратился в бегство.

В полном одиночестве он въехал в Руан и обратился к его жителям за поддержкой, но те схватили его и выдали Хагрольду. Они потребовали от королевы Герберги за выдачу короля, чтобы она отдала им в заложники двух своих сыновей, Лотаря и Карла. Герберга отправила им только младшего, Карла, вместе с епископом Суассона и Бове. После долгих переговоров норманны передали Людовика герцогу Гуго, который делал вид, что сохраняет ему верность. Но едва король оказался в его руках, он заключил его под стражу и в обмен на свободу потребовал отдать ему Лан — последнее владение Каролингов, оставшееся у них во Франции. Людовик отверг предложение, после этого Гуго осадил Лан. Герберга некоторое время храбро обороняла город, потом уступила необходимости и сдала его герцогу.

Оттон I приходит на помощь Людовику

В 946 году Гуго выпустил Людовика на свободу. Удалившись в Компьен, король отправил послов к шурину Оттону. Он жаловался ему на причиненное насилие и просил оказать поддержку. Придерживаясь принципа равновесия, Оттон Германский поддержал Людовика. Вместе с королём Бургундии Конрадом он вторгся в Западное королевство во главе большой армии. Три короля встретились под стенами Реймса и осадили город. На шестой день осады архиепископ Гуго покинул город, а горожане сдались королю. Людовик опять возвел Артольда (Арто) в прежний сан.

От Реймса короли пошли войной на герцога Гуго, пожгли и разграбили все его земли от Сены до Луары, потом вторглись в Нормандию и начисто опустошили её. Отомстив за обиду, Оттон вернулся в Германию, а Людовик отправился в Реймс. По инициативе Оттона собор предал Гуго Великого анафеме осенью 946 года за мятеж против короля и разграбление церквей.

Оттон отправил на помощь Людовику войско во главе со своим зятем герцогом Лотарингским Конрадом. Король подступил к Лану. Защитники оборонялись с большим упорством, приближалась зима, и Людовику пришлось отступить, не добившись успеха.

Весной 949 года Людовик возобновил войну. 60 его воинов под видом конюхов вошли в город, захватили ворота и держались до тех пор, пока не подоспел король со своим войском. Часть врагов укрылась в одной из башен. Людовик никак не мог захватить её и приказал возвести стену, чтобы отрезать её от города. Как раз в это время подоспела помощь от Оттона. Людовик вторгся во владения Гуго и, хотя не смог взять ни одного города, сильно опустошил его земли.

Герцог в гневе хотел ответить ему тем же, однако вскоре стало известно, что папа поддержал решение собора французских епископов и тоже предал Гуго проклятью. Многие прелаты съехались к Гуго и говорили ему, что опасно пренебрегать анафемой, что подданные должны подчиняться королю и что они не могут больше поддерживать его мятеж. Побежденный этими доводами, герцог смиренно просил короля помириться с ним. В 950 году противники встретились на берегу Марны и пришли к полному согласию. Гуго сохранил своё положение и даже увеличил зону своего влияния вплоть до Нормандии и, особенно, в Бургундии. Последние годы царствования Людовика прошли спокойно.

Смерть Людовика Заморского

Четыре года спустя, возвращаясь в Реймс, король увидел волка. Он погнался за ним и на всем скаку упал с лошади. От сильного сотрясения у него началась слоновья болезнь. Он долго и мучительно страдал и, наконец, 10 сентября 954 года умер, будучи ещё совсем молодым человеком.

Брак и дети

• Жена: (с 939 г.) Герберга Саксонская (ок. 913 — 3 февраля 969), вдова герцога Лотарингского Гизельберта и сестра императора Оттона I Великого. Имели 8 детей:
  • Лотарь (941—986), король Франции c 954. Женат с 966 на Эмме Италийской, дочери Лотаря II, короля Италии.
  • Матильда (943—992); м- Конрад I Тихий, король Бургундии;
  • Хильдегарда (род. ок. 944).
  • Карломан (Карл) (род. ок. 945 — до 953).
  • Людовик (род. ок. 948—954).
  • Альберада (род. до 953).
  • Генрих (род. до 953—953).
  • Карл I Лотарингский (953 — ок. 993), герцог Нижней Лотарингии.

См. также

• Список королей Франции

Предки Людовика IV Заморского

Людовик I Благочестивый, император Запада               Карл II Лысый, император Запада                       Юдифь Баварская               Людовик II Заика                             Эд, граф Орлеана               Ирментруда Орлеанская                       Ингельтруда де Фезансак               Карл III Простоватый                                   Вульфгард I, граф в Аргенгау               Адалард, граф Парижский                       Сусанна Парижская               Аделаида Парижская                             Людовик IV, король Западно-Франкского королевства                                         Этельвульф, король Уэссекса               Альфред Великий                       Осбурга               Эдуард Старший, король Англии                             Этельред, элдормен из Гейни               Эльсвита                       Эдбурга Мерсийская               Огива Уэссекская                                   Этельхельм                       Эльфледа

Литература

• Рихер Реймский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Richer/frametext2.htm История, кн. II] / Пер. с лат., сост., коммент. и указ. А. В. Тарасовой ; отв. ред. И. С. Филиппов. — М.: РОССПЭН, 1997. — 322 с. — (Классики античности и средневековья). — 3000 экз. — ISBN 5-86004-074-1.
• Флодоард. [www.vostlit.info/Texts/rus/Flodoard/frameFlodoard.htm Анналы]. // Рихер Реймский. История. / Пер. с лат., сост., коммент. и указ. А. В. Тарасовой ; отв. ред. И. С. Филиппов. — М.: РОССПЭН, 1997. — ISBN 5-86004-074-1.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/5.htm Западная Европа]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.
• Конский П. А. Людовик IV Заморский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Luchaire, «Histoire des institutious monarchiques de l’ancienne France»
• Kalckstein, «Geschichte des franz. Königtums unter den ersten Capetingern»

Отрывок, характеризующий Людовик IV Заморский

Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.