Людовик VII Молодой

Людовик VII Молодой Louis VII le Jeune<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Людовик VII Молодой</td></tr>
король Франции
25 октября 1131 г. (совместно с отцом, Людовиком VI), 1 августа 1137 г. (самостоятельно)  — 18 сентября 1180 г.
Коронация:	25 октября 1131 г., Реймсский собор, Реймс, Франция
Предшественник:	Людовик VI
Преемник:	Филипп II Август
Рождение:	1120(1120) Франция
Смерть:	18 сентября 1180(1180-09-18) Алье, Франция
Место погребения:	аббатство Сен-Дени
Род:	Капетинги
Отец:	Людовик VI
Мать:	Аделаида Савойская
Супруга:	1-я: Алиенора Аквитанская 2-я: Констанция Кастильская 3-я: Адель Шампанская
Дети:	От 1-го брака: дочери: Мария, Алиса От 2-го брака: дочери: Маргарита, Адель От 3-го брака: сын: Филипп II Август дочь: Агнесса (Анна) От наложницы: сын: Филиппбастард

Людовик VII Молодой (фр. Louis VII le Jeune, 1120—18 сентября 1180) — французский король в 1137—1180 гг. из династии Капетингов.

Биография

Происхождение и юность

Людовик VII был вторым сыном короля Людовика VI Толстого и Адели Савойской. Его отец короновал как своего соправителя старшего сына, Филиппа Молодого (1129 год), а Людовика предназначил для духовной карьеры. Но когда Филипп погиб в результате несчастного случая (упал с лошади), Людовик Толстый забрал второго сына из монастыря и короновал его спустя всего 12 дней. Церемонию коронации и помазания на царство в Реймсском соборе провёл сам папа римский Иннокентий II. Людовик VII на всю жизнь сохранил любовь к монашеской жизни и к делам церковным.

В 1137 году Людовик Старший организовал брак сына со старшей дочерью и наследницей Гильома X Аквитанского Алиенорой. Герцог незадолго до этого умер во время паломничества в Сантьяго-де-Компостелла, и мужу Алиеноры должно было достаться самое обширное и одно из самых богатых и сильных княжеств Франции. Согласно Ордерику Виталию и Хронике Мориньи, герцог завещал руку своей наследницы Людовику Младшему:

...Случилось так, что Вильгельм, граф де Пуатье, в паломничество к святому Иакову уходить собравшийся, тяжелой болезнью был удержан и до самой смерти доведен. И таким образом, когда Божьей заботой роковой нити момент приблизился, [он] заметил, что духа испускание нарушилось; земли своей высших и лучших баронов призвав, их, узами принесенной клятвы связанных, обязал, чтобы дочь его с Людовиком, короля Людовика сыном, [они] браком сочетали и землю его обоим, согласно брачному обычаю, передали. Сам же Вильгельм, от дел человеческих освободившийся, в той же церкви блаженного Иакова был похоронен

— Хроника Мориньи, col. 165.

В июле 1137 года принц прибыл с отрядом в 500 всадников в Бордо и здесь 25-го числа был обвенчан с Алиенорой. 8 августа в Пуатье он был провозглашён герцогом Аквитанским и графом Пуатье, и в тот же день узнал, что неделей ранее умер его отец, оставив Людовика Младшего единственным королём Франции.

Королевство

Благодаря уже устоявшейся практике передачи короны внутри дома Капетингов посредством объявления старших сыновей соправителями престол у Людовика Младшего никто не оспаривал. К началу его правления королевский домен включал в себя Иль-де-Франс, Орлеане, часть Берри. Отец Людовика Седьмого за 30 лет непрекращавшихся малых войн сделал эти территории безопасными от баронов, занимавшихся грабежами на дорогах, притеснением городских и церковных общин. Теперь домен был относительно небольшой, но прочной базой королевской власти. При новом короле сохранили своё положение советники Людовика Толстого во главе с аббатом Сен-Дени Сугерием

Посредством брака Людовик стал формальным правителем всей юго-западной части королевства, которая была больше домена в несколько раз. Но установить реальный контроль над этими территориями за 15 лет брака он так и не смог. Помимо Аквитании, существовал ещё целый ряд сильных княжеств, правители которых ограничивались номинальным признанием королевского сюзеренитета. Среди них выделялись герцогство Нормандское, бывшее частью англонормандской монархии, и графство Анжуйское.

Начало правления

Людовик постарался назначить своих людей для управления Аквитанией. В 1138 году он подавил восстание горожан Пуатье, добивавшихся статуса коммуны; в 1141 году от лица жены он заявил о претензиях на графство Тулузское и двинулся на юг походом, но взять Тулузу не смог и ограничился принятием вассальной присяги от представителя местной династии Альфонса Иордана. В эти годы неоднократно происходили столкновения интересов короны и клира в связи с выборами церковных иерархов. Так, в 1138 году Людовик отказал в утверждении новому епископу Лана; в 1141 году он попытался сделать архиепископом Буржа одного из клириков своей дворцовой церкви, но избиратели предпочли другого кандидата. В вопросе о замещении кафедры в Пуатье позиция короля также не была учтена.

Самый серьёзный конфликт с церковью начался из-за королевского кузена и сенешаля Рауля Вермандуа. Людовик убедил его разойтись со своей женой, чтобы вступить во второй брак - с сестрой королевы Петрониллой (1142 год). Этот брак был важен для короны, поскольку у Алиеноры всё ещё не было детей, и Петронилла была соответственно наследницей Аквитании. Но жена Рауля приходилась племянницей графу Шампани Тибо Великому, создавшему сильное княжество к востоку от Парижа. Тибо заручился поддержкой папы и организовал церковный собор в Ланьи, признавший первый брак Рауля Вермандуа законным и не подлежащим расторжению. Рауля отлучили от церкви, король в ответ вторгся с войском в Шампань.

В военных действиях успех был на стороне Людовика, но он нарушил Божий мир, а при взятии города Витри полторы тысячи жителей, запершихся в церкви, погибли от огня. Это событие не только скомпрометировало короля, но и стало для него большим личным потрясением. Он примирился с графом Тибо, а Рауль Вермандуа оставался под интердиктом до смерти своей первой жены, после которой церковь признала брак Рауля с Петрониллой состоявшимся.

Участие во втором крестовом походе

Когда в Западной Европе под влиянием новостей о падении Эдессы (1144 год) началась пропаганда нового крестового похода, Людовик VII на собрании в Бурже объявил, что он "примет крест" и сам возглавит новый всеобщий поход в Святую землю. До него особы королевского ранга в крестовых походах не участвовали; возможно, причиной такого шага стало желание искупить грехи, связанные с событиями в Витри. Официально Людовик принял крест 31 марта 1146 года в Везеле из рук Бернарда Клервоского.

Было объявлено, что в отсутствие монарха его достояние, то есть всё королевство, будет находиться под защитой самого Бога и управляться Дионисием Парижским, то есть аббатством Сен-Дени в лице Сугерия. Летом 1147 года Людовик во главе огромной армии, собравшейся со всего королевства, двинулся на восток.

Изначально предполагалось пройти через Италию и оттуда переправиться в Палестину морем вместе с союзником Людовика Рожером Сицилийским. Но император Конрад, также принявший крест, убедил французского короля идти через Балканы. Людовик прибыл в Константинополь 4 октября, когда германские крестоносцы уже были в Малой Азии. Здесь он заключил договор с императором Мануилом о ленной зависимости от последнего сирийских христиан и переправился на восточный берег Босфора, не задерживаясь: греки, столкнувшись с грабежами крестоносцев, распустили ложные слухи о том, что немцы уже победили всех мусульман, и французы боялись, что на их долю не останется славы.

На самом деле немцы потерпели поражение при Дорилее и отступили к Никее. Здесь Людовик встретился с Конрадом, и соединённые силы крестоносцев двинулись через западную часть Малой Азии на юг. В пути они страдали от постоянных нападений лёгкой мусульманской конницы. Людовик оказался не готов к такой войне: он вёз с собой огромный обоз и пышную свиту, и даже его жена со своими придворными дамами принимала участие в походе. Из Эфеса, достигнутого в начале 1148 года, Конрад вернулся по морю в Константинополь, чтобы отдохнуть, а Людовик к марту добрался до Анталии и на византийских кораблях переправил свою поредевшую армию в Антиохию.

При дворе Раймунда Антиохийского, дяди Алиеноры, французские крестоносцы смогли отдохнуть, но здесь возникли серьёзные разногласия. Раймунд предлагал взять Алеппо, но Людовик отклонил этот план (возможно, из-за слухов о том, что Алиенора изменяет ему с Раймундом) и отправился на юг в Акру, где 24 июня произошла его встреча с Конрадом и Балдуином Иерусалимским. Поскольку Эдесса была разрушена мусульманами, крестоносцы приняли решение идти походом на Дамаск, но взять его не смогли и отступили. Конрад сразу после этой неудачи уплыл на родину; Людовик посетил Иерусалим, а в апреле 1149 года также вернулся в своё королевство.

Развод с Алиенорой

Брак Людовика и Алиеноры Аквитанской был формально расторгнут в 1152 году. Официальным основанием стало слишком близкое родство между супругами. При этом охлаждение началось намного раньше, и его связывают как с общими культурными различиями между Северной Францией и Аквитанией, так и с несходством характеров сурового и набожного Людовика и более лёгкой и живой Алиеноры (ей приписывают слова, сказанные после развода: "Я была замужем за монахом, а не за мужчиной"). Кроме того, за 15 лет брака Алиенора смогла родить только двух дочерей, так что судьба династии оказалась под угрозой.

После смерти в 1151 году Сугерия, бывшего противником развода, не осталось никаких препятстсвий. Собор в Божанси 21 марта 1152 года аннулировал брак. Людовик смог жениться во второй раз, чтобы продолжить династию, но при этом он потерял Аквитанию и Пуатье, снова оставшись непосредственным хозяином только относительно небольшой территории на севере королевства. Ещё более серьёзными стали последствия второго замужества Алиеноры: она вышла за графа Анжуйского Генриха Плантагенета, в 1154 году ставшего королём Англии. В результате к англонормандской монархии присоединились Анжу, Турень, Пуатье и Аквитания.

Людовик и Плантагенеты

Отношения между Людовиком и самым сильным из его формальных вассалов Генрихом Плантагенетом были вначале мирными. В 1156 году Генрих принёс Людовику присягу за свои французские владения; в 1158 году была достигнута договорённость о браке между сыном английского короля и дочерью французского. Но при этом Людовик старался не допустить дальнейшего усиления Плантагенетов. В 1159 году, когда Генрих, защищая наследственные права своей жены, осадил Тулузу, Людовик пришёл на помощь городу. Его появление на крепостной стене заставило Плантагенета отступить.

Своим третьим браком (1160 год) Людовик смог закрепить союз с графами Шампани, усиливший его позиции перед возможным противостоянием с англонормандской монархией. Новые перспективы появились в начале 1170-х годов, когда обострились отношения между Генрихом и его сыновьями, претендовавшими на участие в управлении страной. В 1173 году Людовик принял в Париже старшего из принцев, своего зятя Генриха Молодого, и предоставил ему свою помощь.

В том же году началась открытая война. Людовик и Генрих Молодой осадили Верней, Филипп Фландрский осадил Руан, принц Ричард поднял мятеж против отца в Пуату, а шотландский король вторгся в Северную Англию. Но Генрих II смог разбить шотландцев, затем высадился в Нормандии с двадцатью тысячами брабансонов, деблокировал Руан и Верней и двинулся на юг - воевать с Ричардом. В конце года в Париже было заключено перемирие, а в 1177 году в Иври, под давлением папы, был подписан мирный договор.

В других регионах Франции

Людовик предпринял ряд походов против "дурных сеньоров" Иль-де-Франса: против Готье де Монтиньи в 1137, Жоффруа де Донзи в 1153, Этьена де Сансерра в 1157, Невелона де Пьерфона и Дре де Муши в 1160 году. В результате он установил контроль над всей территорией домена, закончив начатое его отцом. Опираясь на растущий авторитет короны, Людовик провозгласил в 1155 году на собрании в Суассоне всеобщий мир. Поддерживать этот мир поклялись архиепископы Реймса и Санса, герцог Бургундский, графы Суассона, Шампани, Невера, Фландрии и ряд других баронов. Король заявил, что покарает любого, кто нарушит это постановление и, выполняя это обещание, совершил два миротворческих похода в Бургундию (1166, 1171 гг.). Ему удалось навести там порядок без пролития крови.

Последние годы жизни

Только в 1165 году, от третьей жены, у Людовика родился сын, названный в честь Филиппа I. Выполняя просьбы церковных иерархов, король объявил в 1179 году о коронации сына как его соправителя, которая должна была состояться 15 августа, но принц заблудился на охоте в Компьенском лесу и был найден только на третий день. Людовик совершил паломничество к могиле Томаса Бекета, чтобы вымолить здоровья для наследника, а по возвращении его разбил паралич. Филипп Август был коронован и помазан на царство 1 ноября, а 18 сентября следующего года Людовик VII умер.

Личность

Людовик VII был благочестивым и образованным по меркам своего времени человеком. Он вёл простую жизнь, ходил по Парижу без сопровождения, был внимателен к нуждам бедных и строг в вопросах правосудия. Согласно рассказу Вальтера Мапа, когда король узнал, что его резиденция в Фонтенбло была построена в том числе на земле, незаконно отнятой у одного крестьянина, он приказал разрушить постройку и вернуть землю владельцу.

Значение

Средневековые историки воздерживались от положительных оценок правления Людовика, исходя из того, что он потерял Аквитанию и позволил усилиться Плантагенетам. К тому же «слабости Людовика VII преувеличиваются традиционной историей, чтобы ярче высветить на их фоне достоинства его отца, защитника общин, и его сына, победителя германцев... Большинство хронистов изображали Людовика как «юнца», человека незрелого, одержимого плотскими вожделениями и ослепленного чрезмерной любовью к супруге, которая ему изменяла».

При этом Людовик VII может рассматриваться как первый король, авторитет которого имел силу на всей территории страны. Этому способствовали командование короля в крестовом походе, его миротворческие походы и то, что Людовик первым из Капетингов побывал на юге Франции и заявил о своих претензиях на Аквитанию и Лангедок. Аббат Клюни Эд писал ему в 1166 году: «Ныне не только одна лишь Франкия есть ваше королевство, хотя королевский титул особливо на неё указывает. Бургундия также есть ваша. Считайте все ваше королевство за единое тело».

Правление Людовика - время, когда начался расцвет готической архитектуры. Король покровительствовал строительству. В частности, он передал епископу парижскому 200 фунтов серебра на постройку Нотр-Дама.

Семья и дети

• 1-я жена: (с 1137) Алиенора Аквитанская (1122—1204), герцогиня Аквитании, дочь Гийома X, герцога Аквитании и Аэнор де Шательро. Имели 2-х дочерей:
  1. Мария Французская (1145 — 11 марта 1198); муж: (с 1164) Генрих I Щедрый, граф Шампани и Труа.
  2. Алиса Французская (1151—1195); муж: Тибо V де Блуа, по прозвищу Добрый, граф Блуа.
• 2-я жена: (с 1154) Констанция Кастильская (ок. 1140—1160), дочь короля Альфонсо VII Кастильского и Беренгелы Барселонской. Имели 2-х дочерей:
  1. Маргарита Французская (1158—1197);

     1-й муж: (с 1172) Генрих (III) Младший (1155—1183), герцог Нормандии;

     2-й муж: (с 1186) король Бела III Венгерский (ок. 1148—1196).

  2. Адель Французская (1160—1218/1221), графиня Вексена; муж: (с 1195) Гильом IV Тальва, граф де Понтье.

Констанция умерла при вторых родах. Нуждавшийся в наследнике король спустя всего месяц женился в третий раз.

• 3-я жена: (с 1160) Адель Шампанская (ок. 1140—1206), дочь Тибо II Великого, графа Шампани, и Матильды Каринтийской. Имели сына и дочь:
  1. Филипп Август (1165—1223), король Франции.
  2. Агнесса Французская (1171—1240), императрица Византии;

1-й муж: (с 1180) Алексей II Комнин (1169—1183), император Византии;

2-й муж: (с 1183) Андроник I Комнин (1120—1185), император Византии;

3-й муж: (с ок. 1204) Феодор Врана.

Внебрачный сын:

• 1. Филипп (ум. 1161).

Предки

Людовик VII Молодой — предки

Роберт II, король Франции               Генрих I, король Франции                       Констанция Арльская               Филипп I, король Франции                             Ярослав Мудрый               Анна Ярославна                       Ингегерда Шведская               Людовик VI, король Франции                                   Дирк III, граф Голландский               Флорис I, граф Голландский                       Отелинда               Берта Голландская                             Бернхард II, герцог Саксонский               Гертруда Саксонская                       Эйлика Швайнфуртская               Людовик VII                                         Оттон, граф Савойский               Амадей II, граф Савойский                       Аделаида Сузская               Гумберт II, граф Савойский                             Герольд II, граф Женевский               Жанна Женевская                       Адель Савойская                                   Рено I, граф Бургундский               Гильом I, граф Бургундский                       Адель Нормандская               Гизела Бургундская                             Стефания                     </center>

Литература

• Деяния короля Людовика VII, сына Людовика Толстого// История средних веков в её писателях и исследованиях новейших ученых. Том III. СПб., 1887, с. 395-400.
• [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/S.phtml?id=2058 Аббат Сугерий. Жизнь Людовика Толстого]. Восточная литература. Проверено 11 мая 2011. [www.webcitation.org/618ZNLVul Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
• Ж.Дюби. История Франции. Средние века. М., 2001.
• Ш.Пти-Дютайи. Феодальная монархия во Франции и в Англии X - XIII веков. М., 1938.
• Эпоха крестовых походов / под редакцией Лависса Э. и Рамбо А.. — М.: АСТ, 2005. — 1086 с. — 3000 экз. — ISBN 5-17-017968-5.
• Перну Р. Алиенора Аквитанская / Пер. с франц. А. С. Васильковой. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — 336 с. — 3000 экз. — ISBN 5-8071-0073-5
• Флори Ж. Алиенора Аквитанская. Непокорная королева / Пер. с франц. И. А. Эгипти. — СПб.: Евразия, 2012. — 432 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-91852-018-5.
• Joachim Ehlers, Heribert Müller, Bernd Schneidmüller (Hrsg.): Die französischen Könige des Mittelalters: von Odo bis Karl VIII. 888-1498. Beck, München 1996, ISBN 3-406-40446-4.
• Yves Sassier: Louis VII. Fayard, Paris 1991, ISBN 2-213-02786-2.

Короли и императоры Франции (987—1870) Капетинги (987—1328) 987 996 1031 1060 1108 1137 1180 1223 1226 Гуго Капет Роберт II Генрих I Филипп I Людовик VI Людовик VII Филипп II Людовик VIII 1226 1270 1285 1314 1316 1316 1322 1328 Людовик IX Филипп III Филипп IV Людовик X Иоанн I Филипп V Карл IV Валуа (1328—1589) 1328 1350 1364 1380 1422 1461 1483 1498 Филипп VI Иоанн II Карл V Карл VI Карл VII Людовик XI Карл VIII 1498 1515 1547 1559 1560 1574 1589 Людовик XII Франциск I Генрих II Франциск II Карл IX Генрих III Бурбоны (1589—1792) 1589 1610 1643 1715 1774 1792 Генрих IV Людовик XIII Людовик XIV Людовик XV Людовик XVI 1792 1804 1814 1824 1830 1848 1852 1870 — Наполеон I (Бонапарты) Людовик XVIII Карл X Луи-Филипп I (Орлеанский дом) — Наполеон III (Бонапарты)

Отрывок, характеризующий Людовик VII Молодой

Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.