Люнеберг, Рудольф
Поделись знанием:
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
| Рудольф Карл Люнеберг | |
| нем. Rudolf Karl Lüneburg | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
Фолькерсхайм, близ Боккенема, Германия |
| Дата смерти: |
19 августа 1949 (46 лет) |
| Место смерти: |
Грейт-Фолс, шт. Монтана, США |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: |
Оптик |
Рудольф Карл Люнеберг (нем. Rudolf Karl Lüneburg; 30 марта 1903, Фолькерсхайм, близ Боккенема, Германия — 19 августа 1949 года, Грейт-Фолс, шт. Монтана, США) — профессор математики и оптики Института глаза Дартмутского колледжа. Получил степень доктора в Гёттингенском университете, в 1935 году эмигрировал в США.
Биография
Учился в Гёттингенском университете, где в 1930 году получил степень доктора. После прихода национал-социалистов к власти в Германии, сначала бежал а Нидерланды, где в 1934—1935 годах работал как физик в Лейденском университете, в 1935 году эмигрировал в США. В 1935—1938 годах работал на математическом факультете Нью-Йоркского университета, в 1938—1945 годах — в научно-исследовательском отделе Spencer Lens Company, отделении American Optical Company в Рочестере (шт. Нью-Йорк). С лета 1944 года преподавал в университете Брауна, с 1946 года работал в Дартмутском институте глаза (Dartmouth Eye Institute) при университете Брауна, где занимался исследованиями в области электромагнитной теорией оптики, опубликовал несколько статей и книг. С 1946 по 1948 год он работал математиком в Институте математики и механики Нью-Йоркского университета, Марбургском университете и Дармштадтском техническом университете. Последнее место работы — профессор математики в Университете Южной Калифорнии в 1949 году[1][2].
В 1949 году Люнеберг погиб а автокатастрофе[3].
Труды Люнеберга по достоинству оценены только через много лет после его смерти. Было обнаружено, в частности, что ему принадлежит первый систематический вывод геометрической и дифракционной оптики исходя из уравнений Максвелла[3].
Написание фамилии
Оригинальное немецкое написание фамилии — Lüneburg. После эмиграции в США написание фамилии менялось дважды: Lueneburg, зетем Luneburg. В некоторых источниках фамилия учёного неправильно пишется как Luneberg.
Библиография
- Rudolf Karl Luneburg. Das Problem der Irrfahrt ohne Richtungsbeschränkung und die Randwertaufgabe der Potentialtheorie (Dissertation). — Universität Göttingen, 20 Mai 1930. — 401 p.
- Опубликовано в: Lüneburg, Rudolf (1931). «[www.digizeitschriften.de/index.php?id=loader&tx_jkDigiTools_pi1%5BIDDOC%5D=363477 Das Problem der Irrfahrt ohne Richtungsbeschränkung und die Randwertaufgabe der Potentialtheorie]». Mathematische Annalen 104: 700–738. DOI:10.1007/BF01457965.
- Rudolf Karl Luneburg, Max Herzberger. Mathematical theory of optics. — Providence, Rhode Island: Brown University, 1944. — 401 p.
- Репринт: Rudolf Karl Luneburg, Max Herzberger. [books.google.ru/books?id=VIZAy68oFiMC Mathematical theory of optics]. — Berkeley & Los Angeles: University of California Press, 1964. — 401 p.
- Rudolf Karl Luneburg. [springerlink3.metapress.com/content/m938313r7x04547v/resource-secured/?target=fulltext.pdf&sid=br2h5v45cugdy5qtyggtvsa5&sh=www.springerlink.com Mathematical Analysis of Binocular Vision]. — Princeton: Princeton University Press, 1947. — 104 p. [projecteuclid.org/DPubS/Repository/1.0/Disseminate?view=body&id=pdf_1&handle=euclid.bams/1183514102 Обзор].
- Lüneburg, Rudolf (1932). «[www.sdu.dk/media/bibpdf/Bind%2010-19%5CBind%5Cmfm-12-3.pdf Eine Bemerkung zum Beweis eines Satzes über fastperiodische Funktionen]». Matematisk-Fysiske Meddelelser (Det Kongelige Danske Videnskabernes Selskab) 12 (3): 1–7. Проверено 5 марта 2011.
- [www.archive.org/search.php?query=creator%3A%22Luneberg%2C%20Rudolf%20K%22 Работы Рудольфа Люнебурга в интернет-архиве archive.org].
- Rudolf K. Luneburg [ia600300.us.archive.org/1/items/propagationofele00lune/propagationofele00lune.pdf The propagation of electromagnetic plane waves in plane parallel layers]. Research Report No. 172-3, New York University, 30 June 1947, 50 р.
- Rudolf K. Luneburg [ia700305.us.archive.org/8/items/propagationof00lune/propagationof00lune_bw.pdf Propagation of electromagnetic waves from an arbitrary source through inhomogeneous stratified atmospheres]. Research Report No. 172-6, New York University, January 1948, 55 p.
- Rudolf K. Luneburg [ia700307.us.archive.org/29/items/asymptoticevalua00lune/asymptoticevalua00lune_bw.pdf Asymptotic evaluation of diffraction integrals]. Research Report No. EM-15, New York University, October 1949, 52 p.
См. также
Напишите отзыв о статье "Люнеберг, Рудольф"
Примечания
- ↑ Rudolf Karl Luneburg, Max Herzberger. [books.google.ru/books?id=VIZAy68oFiMC Mathematical theory of optics]. — Berkeley & Los Angeles: University of California Press, 1964. — 401 p.
- ↑ [scala.uc3m.es/News/2004/interview_Joe.pdf Interview mit Joseph B. Keller] в: Notices of the AMS, vol. 7, No. 51, 2004, p. 751—760
- ↑ 1 2 [www.ece.umd.edu/~taylor/optics7.htm Optics Highlights. VII. Optics, Electromagnetic Waves & Quanta].
Отрывок, характеризующий Люнеберг, Рудольф
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
