Петипа, Люсьен

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Люсьен Петипа»)
Перейти к: навигация, поиск
Люсьен Петипа
Lucien Petipa
Имя при рождении:

Lucien Petipa

Дата рождения:

22 декабря 1815(1815-12-22)

Место рождения:

Марсель, Франция

Дата смерти:

7 июля 1898(1898-07-07) (82 года)

Место смерти:

Версаль, Франция

Профессия:

артист балета, балетмейстер, балетный педагог

Гражданство:

Франция Франция

Театр:

Ла Монне (Théâtre de la Monnaie), Парижский театр национальной оперы (Ballet l'Opéra de Paris), театр Королевской академии музыки, Париж (Theatre de l'Academie Royal de Musique)

Люсье́н Петипа́ (фр. Lucien Petipa; 1815—1898) — французский балетный артист, балетмейстер и педагог.





Биография

Люсьен Петипа родился 22 декабря 1815 года в Марселе в семье французского танцовщика Жана-Антуана Петипа (Jean-Antoine Petipa) (1787—1855) и Викторины Морель-Грассо (Victorine Morel-Grasseau) (1794—1860); его младший брат Мариус Петипа (1818—1910) стал выдающимся русским балетмейстером.

Первые балетные шаги делал под руководством своего отца, балетного артиста, балетмейстера, а в конце жизни преподававшего хореографию в России, в Санкт-Петербурге, где он и скончался.

Впервые Люсьен вышел на профессиональную сцену в пятилетнем возрасте 25 марта 1821 года в Брюссельском театре «Ла Монне» в спектакле «Мания танца» (La Dansomanie) балетмейстера Пьера Гарделя (Pierre Gardel) (1758—1840), исполнив роль ребенка Гастанэ. Вплоть до 1824 года Люсьен выходил на сцену в небольших ролях амуров в балетных постановках своего отца.

В апреле 1835 года семья Петипа переезжает из Брюсселя в Бордо, где глава семьи занимает должность балетмейстера театра, а Люсьен становится первым танцором труппы. В течение нескольких лет Люсьен является солистом театра Бордо, пока на него не обратил внимание оказавшийся в Бордо знаменитый хореограф Филиппо Тальони. Талант молодого исполнителя потряс Тальони, и он пригласил Люсьена в Париж, где тот дебютировал 10 июня 1839 года на сцене Парижской национальной оперы в балете «Сильфида», где его партнершей стала уже прославившаяся исполнением главной партии в этой постановке балерина Люсиль Гран (Lucile Grahn) (1819—1907).

С этого времени и до 1862 года Л.Петипа занимал должность первого танцора Парижской Оперы, где был партнером самых прославленных балерин времени – Ф. Эльслер, К. Гризи, Ф. Черрито[1].

В дальнейшем Люсьен Петипа с огромным успехом исполнял множество главных сольных партий во множестве балетов, одной из самых крупных его ролей стала партия Графа Альберта в балете «Жизель», где он танцевал в паре с Карлоттой Гризи. Премьера балета «Жизель» состоялась 28 июня 1841 года в Королевской академии музыки (Theatre de l’Academie Royal de Musique) в Париже[2][3]. Успех постановки «Жизели» был столь огромен, что все участники спектакля сделались кумирами французской публики, а сплетники поговаривали, что у исполнителей главных партий Люсьена Петипа и Карлотты Гризи начался настоящий, а не только по сцене, роман, и именно из-за него она и рассталась с балетмейстером Жюлем Перро. Было ли это правдой или досужими вымыслами сплетников, что скорее всего, так и осталось неизвестным. Но к этому времени Люсьен Петипа уже стал балетной звездой, о нем говорили, рассказывали легенды, сплетничали, что доказывает его популярность и известность.

Время от времени братья Петипа работали вместе, в частности, в 1841 году в Париже, где Петипа-младший совершенствовался в школе Большой парижской оперы, они выступили на этой сцене в pas de quatre вместе с Терезой и Фанни Эльслер, о чем упоминал Ю. А. Бахрушин в книге «История русского балета» (М., Сов. Россия, 1965, 249 с.)[4].

Будучи в должности первого солиста труппы, Люсьен Петипа сам стал балетмейстером нескольких балетных постановок. В 1858 году он поставил для балетной сцены Парижской Оперы спектакль «Шакунтала», имевший шумный успех, — с колоссальными декорациями и богатыми костюмами; в балет были включены акробатические поддержки, в которых партнёр поднимал балерину на вытянутых руках над своей головой. Главную роль танцевала Амалия Феррари (Amalia Ferrari), одетая в пышную пачку и балетные туфли, тогда как остальная часть танцовщиков одета в костюмы, более напоминающие индийские[5].

В течение 1860—1868 гг. Люсьен Петипа занимал должность директора Национальной оперы, пока с ним не приключился несчастный случай во время охоты, после которого он уже не мог танцевать. В октябре 1872 года он вернулся в Брюссель, в театр своего детства, где он впервые вышел на сцену, и в течение недолгого времени (1872—1873 гг.) занимал должность директора балетной труппы. В 1875 году он стал профессором Королевской Брюссельской консерватории (фр. Conservatoire royal de Bruxelles), где преподавал мастерство танца в течение трех лет, а в 1878 году покинул Брюссель и переселился в Версаль, где решил обосноваться до конца и где закончил свою жизнь; он умер 7 июля 1898 года. Правда, за это время в 1882 году он был приглашен в Национальную оперу для постановки спектакля «Намуна».

Балетная критика подчеркивала внешние данные Люсьена Петипа, неизменно называя его «красавцем-премьером»[6][7] и неизбежно усматривала разницу между братьями — выдающимися танцовщиками. В частности «Русский балет» пишет: «… Люсьен Петипа, старший брат, холодноватый и академичный, державший себя в строгих рамках. Люсьен был воплощением „du comme il faut“, он и в балетах изображал аристократов, Графа на премьере „Жизели“ танцевал именно он. А Мариус блистал в ролях байронически страстных и необузданных плебеев. На сцене и в жизни он позволял себе дерзости, вольности, непозволительные эскапады, чуть ли не намеренно провоцируя общественный и опасный скандал»[8].

Репертуар

(*) — первый исполнитель партии.

Основные постановки

Кроме того, Л. Петипа поставил дивертисменты в 16 операх.

Напишите отзыв о статье "Петипа, Люсьен"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.ballet-enc.ru/html/p/petipa.html Петипа в энциклопедии балета]
  2. [miniteatr.com.ua/?p=997 Минитеатр: история танца]
  3. [www.balet-spb.ru/static-jizel-1.htm Балет Жизель]
  4. [in-past.ru/istoriya-russkogo-baleta/246-krizis-russkogo-baleta.html Кризис русского балета]
  5. [divanna.livejournal.com/171437.html Влияние Индии на западный танец]
  6. [www.bolshoi.ru/ru/season/ballet/repertoire/detail.php?&dir=1&id26=35&act26=info&dynid26=83&dynact26=art Большой театр: репертуар]
  7. [dic.academic.ru/dic.nsf/es/43642/%D0%9F%D0%95%D0%A2%D0%98%D0%9F%D0%90 Энциклопедический словарь. Петипа Мариус Иванович]
  8. [www.baletomania.ru/Petipa/rom_Petipa/index.html Русский балет]
  9. [culture.niv.ru/doc/ballet/encyclopedia/050.htm Энциклопедия балета, стр. 50]
  10. [www.ballet-enc.ru/html/p/pahita.html «Пахита» в Энциклопедии балета]

Отрывок, характеризующий Петипа, Люсьен

– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.