Люфтваффе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Deutsche Luftwaffe
Военно-воздушные силы Германии

Эмблема ВВС Германии 1933—1945 годов
Годы существования

15 мая 1933 года8 мая 1945 года

Страна

Третий рейх

Подчинение

Министерство обороны Германии

Входит в

вооружённые силы Германии

Тип

военно-воздушные силы

Численность

1900 самолётов и 20 000 персонала (1935)

1500 боевых машин и около 50 000 персонала (февраль 1945)

Участие в

Гражданская война в Испании
Вторая мировая война

Командиры
Известные командиры

Герман Геринг
Эрхард Мильх

Люфтва́ффе (нем. Luftwaffe — воздушные силы) — название германских военно-воздушных сил в составах рейхсвера, вермахта и бундесвера. В русском языке это название обычно применяется к ВВС вермахта (1933—1945).





Люфтваффе в составе вермахта

Становление этого вида вооружённых сил началось в 1933 году. Главнокомандующим силами люфтваффе вермахта являлся Герман Геринг (9 марта 1935 года — 23 апреля 1945 года), впоследствии генерал-фельдмаршал и рейхсмаршал, который одновременно возглавлял и Рейхсминистерство авиации. Последнее осуществляло руководство авиационной промышленностью, гражданской авиацией и авиационно-спортивными организациями.

Структурная организация и обозначение

В довоенные годы Германия была разделена на воздушные округа (нем. Luftkreiskommando), командующим которыми подчинялись все соединения ВВС на их территории.

Первоначально в люфтваффе были созданы два руководящих штаба: Генеральный штаб (нем. Generalstab der Luftwaffe) и Главный штаб (нем. Luftwaffenführungsstab). Весной 1942 года их объединили в Главное командование люфт­ваффе (нем. Oberkommando der Luftwaffe — OKL).

К 1939 году сложилась организационная структура люфтваффе (разработана Герингом и Мильхом), сохранявшаяся в течение всей Второй мировой войны.

Флоты

Высшим оперативным соединением в люфтваффе стал воздушный флот (нем. Luftflotte). Первоначально в составе люфтваффе были три воздушных флота с зонами ответственности на территории Германии. После захвата территорий соседних стран в начале Второй мировой стало пять воздушных флотов. В дополнение к ним в 1943 году был сформирован один (6-й), а в 1944 году ещё два флота (10-й и флот «Рейх»). В течение 1940—45 годов каждый из флотов действовал на определённом театре военных действий. Общая ответственность воздушных флотов была следующей:

Помимо этого в разное время существовали независимые от флотов командования люфтваффе, — например, командование люфтваффе «Юго-Восток» в мае—октябре 1944 года контролировало Югославию, Албанию и Грецию.

Флот состоял из корпусов (нем. Fliegerkorps) и дивизий (нем. Flieger-division). Основными же боевыми единицами в люфтваффе являлись эскадра (нем. Geschwader), группа (нем. Gruppe) и эскадрилья (нем. Staffel). Штатная эскадрилья люфтваффе состояла из 12 самолётов.

У командующего воздушным флотом было звание «генерал-оберст» или «генерал-фельдмаршал».

Эскадра

Основной тактической единицей была эскадра. Каждая полная эскадра включала штабное звено и 3-4 группы (иногда 5): всего от 110 до 150 самолётов. Ей присваивался номер из арабских цифр, перед которым ставился префикс обозначавший тип эскадры, на­пример, JG 51 — Jagdgeschwader (истребительная эскадра) 51. Командовал эскадрой гешвадеркоммодор (нем. Geschwaderkommodore, сокращённое обозначение — Kdre.).

В документах эскадры обозначались аббревиатурами:

Группа

Группа, имевшая в разное время по штату 40-50 самолётов, состояла из штабного звена и трёх эскадрилий. Ей командовал группенкоммандер (нем. Gruppenkommandeur, сокращённо — Kdr.)

Номер группы писался римскими цифрами, через косую черту давалось обозначение эскадры. Если эскадра была комбинированной, после номера группы в скобках указывалось назначение группы. Например:

  • I/JG 27 — I группа 27-й истребительной эскадры;
  • I(J)/ LG 2 — I группа лёгких истребителей 2-й учебно-боевой эскадры;

Эскадрилья

Эскадрилья имела в своем составе от 12 до 16 самолётов. Нумерация эскадрилий в эскадре была сквозной: в I группу входили 1-я, 2-я и 3-я эскадрильи, во II — 4-я, 5-я, 6-я и т. д. Номер эскадрильи записывался арабской цифрой с точкой. За номером через дробь следовало обозначение эскадры или группы (если группа не входила в состав эскадры). В скобках могло уточняться назначение эскадрильи:

  • 1./JG 27 — 1-я эскадрилья (в составе I группы) 27-й истребительной эскадры;
  • 7./KG 76 — 7-я эскадрилья (в составе III группы) 76-й бомбардировочной эскадры;
  • 10.(Jabo)/JG 2 — 10-я (истребительно-бомбардировочная) эскадрилья 2-й истребительной эскадры;
  • 3.(F)/Aufkl.Gr 22 — 3-я (дальнеразведывательная) эскадрилья 22-й разведывательной группы; сокращённый вариант −3./(F)22;
  • 1./Aufkl.Gr Ob.d.L. — 1-я эскадрилья разведывательной группы, непосредственно подчинявшейся главному командованию люфтваффе;
  • 1./KGr 106 — 1-я эскадрилья 106-й бомбардировочной группы;
  • Stab/ZG 2 означало штабное звено 2-й эскадры тяжёлых истребителей.

Эскадрильи, в свою очередь, делились на звенья (нем. Kette), которые в большинстве родов авиации состояли из трёх самолётов. В истребительных частях имелись звенья из четырёх самолётов (нем. Schwarm), делившиеся ещё на пары (нем. Rotte).

Состав эскадр, групп и эскадрилий варьировался в зависимости от задач, поставленных перед ними, наличия самолётов и лётного состава, условий тылового снабжения и так далее. Особо гибкой организацией отличалась истребительная авиация, в которой обычным явлением было ведение боевых действий группами одной эскадры (или даже эскадрильями), находившимися на расстоянии нескольких сотен километров друг от друга. Такие подразделения действовали обособленно, в зависимости от сложившейся боевой обстановки на данном участке фронта

Деление разведывательной и морской структур люфтваффе

Разведывательная и морская авиация эскадр не имела (там структурных единиц выше группы не было) и делилась непосредственно на группы, в соответствии с назначением:

  • группа ближних (фронтовых) разведчиков (нем. Nahaufklarungsgruppe) — IMA.Gr;
  • группа дальних разведчиков (нем. Fernaufklarungs-gruppe) — FA.Gr;
  • группа морских разведчиков (нем. Seeaufklarungs-gruppe) — SA.Gr;
  • группа ночных разведчиков (нем. Nachtaufklarungs-gruppe) — A.Gr.Nacht;
  • группа корабельной авиации (нем. Bordflieger-gruppe) — B.FI.Gr;
  • группа береговой авиации (нем. Kustenflieger-gruppe) — Ku.FI.Gr.

Спецназ люфтваффе

Существовали также группы специального назначения:

  • испытательная группа (нем. Erprobungsgruppe) — Er.Gr или Erpr.Gr;
  • группа подготовки пополнений (нем. Erganzungs-gruppe) — Erg.Gr;
  • планерная группа (нем. Schleppgruppe);
  • разведывательная группа главного командования люфтваффе (стратегической разведки) — Aufkl.Gr. Ob.d.L;
  • группа специального назначения (под учётом Waffen SS) — Luftawaffe SS;
  • группа специального назначения морской авиации (под учетом Krigsmarine).

Наземные части люфтваффе

В состав люфтваффе входили следующие наземные воинские подразделения[1]:

  • связные части, части аэродромного обслуживания и строительные с 1935 года;
  • зенитно-артиллерийские части, с 1935 года (на декабрь 1944 года 816 200 человек);
  • парашютно-десантные части — с 1936 года парашютно-десантный батальон (нем. Fallschirmshutzen Bataillon):

образован в составе полка «Генерал Геринг» (нем. Regiment «General Goring»), подчинённого лично Герману Герингу, в 1938 году стал ядром 7-й воздушной дивизии (нем. Flieger Division); до апреля 1945 года образовано 11 воздушных (парашютно-десантных) дивизий;

  • пехотные части, с января 1942 года:

первые пехотные батальоны люфтваффе из наземного персонала были образованы в январе 1942 года во время Московской битвы для защиты инфраструктуры люфтваффе от партизан и десантов РККА, но были распущены до декабря 1942 года; с октября 1942 года вследствие больших потерь вермахта на Восточном Фронте начинается формирование регулярных полевых дивизий люфтваффе (нем. Luftwaffe Feld Division), и до мая 1943 года была создана 21 полевая (пехотная) дивизия люфтваффе; в ноябре 1943 года перешли (кроме зенитных частей) под управление Сухопутных ВС (нем. Heer);

В состав люфтваффе входил Форшунгсамт (нем. Forschungsamt; букв. научно-исследовательский институт) — название службы разведки и контрразведки. Имелись отделы криптографии.

История

Предшественник люфтваффе — «Имперские военно-воздушные силы» (нем. Luftstreitkräfte) были организованы в 1910, с появлением военной авиации. После поражения Германии в Первой мировой войне, по условиям Версальского договора (1919), ей было запрещено иметь собственную военную и гражданскую авиацию. Однако в 1922 году запрет на гражданскую авиацию был снят с некоторыми ограничениями. Интерес к военной авиации в государстве был очень велик, поэтому она создавалась под видом авиакружков и других гражданских формирований[2].

К середине 1920-х годов в Германии была создана высокоэффективная авиационная промышленность (заводы «Фоккевульф» в Бремене, «Дорнье» в Фридрихсхафене, «Хейнкель» в Варнемюнде, «Юнкерс» в Дессау, «Мессершмитт» в Аугсбурге). В то время, как победившие союзники всё ещё летали на устаревших деревянных бипланах, немецкие конструкторы разработали более современные металлические монопланы со свободнонесущим крылом и убирающимся шасси.

Реорганизованная авиакомпания «Люфтганза», получив разрешение на коммерческие рейсы в Западной Европе, стала в техническом отношении самой современной авиакомпанией в мире. В нарушение Версальского договора, боевые экипажи проходили подготовку в четырёх лётных школах «Люфтганзы», приобретая опыт в ночных и всепогодных условиях.

Когда Гитлер в 1933 году стал канцлером, он уже имел серьёзную финансовую базу для создания новых военно-воздушных сил. Были найдены крупные капиталовложения для строительства люфтваффе. Рейхскомиссаром военно-воздушных сил с неограниченными полномочиями был назначен заместитель фюрера Герман Геринг, бывший во время 1-й мировой войны высококлассным лётчиком. Именно ему Гитлер поручил создание самого мощного в мире воздушного флота. Не имея возможности заниматься исключительно авиационными делами, Геринг пригласил в своё министерство бывшего директора «Люфтганзы» Эрхарда Мильха, оказавшегося именно тем человеком, который был способен справиться с этой задачей. Подчинённым Мильха являлся генерал-лейтенант Вальтер Вефер, неофициальный начальник штаба люфтваффе и шеф управления авиации, в прошлом пехотинец. Под руководством Геринга, Мильха и Вефера, работавших в обстановке строжайшей секретности и при полной поддержке Гитлера, по всей Германии развернулось строительство новых авиационных заводов, аэродромов и тренировочных баз. В марте 1935 года фюрер почувствовал, что новые военно-воздушные силы Германии уже набрали достаточную мощь, чтобы продемонстрировать их всему миру. К этому времени люфтваффе насчитывала 1888 самолётов различного типа и около 20 тыс. человек личного состава. Сообщения о мощи немецкой авиации вызвали панику за пределами Третьего рейха.

Ситуация к началу Второй мировой войны

К 1939 году, к началу Второй мировой войны превосходство люфтваффе обеспечивалось, с одной стороны, опытом гражданской войны в Испании (необходимо отметить, что советские лётчики имели такую же возможность набраться опыта в той же самой Испании[3]), в которой использовались такие самолёты, как Ju-87 и Bf. 109, с другой стороны — новой тактикой и технологиями.

Руководство вермахта видело в люфтваффе, прежде всего, «летающую артиллерию», инструмент поддержки войск. Таким образом, люфтваффе создавались как один из инструментов «блицкрига». В соответствии с этим подходом, строились, в основном, тактические бомбардировщики малой или средней дальности, способные нести среднюю бомбовую нагрузку. Стратегических бомбардировщиков, подобных Boeing B-17 «Flying Fortress» или Avro Lancaster в рейхе тогда не было. Четырёхмоторный немецкий Focke-Wulf Fw 200 был значительно слабее и использовался только как транспортный самолёт и разведчик в Атлантике.

Начало Второй мировой войны

Благодаря тактическому превосходству и огневой поддержке с земли, военная авиация внесла большой вклад в ранние успехи Германии. Таким образом, вермахт захватил к июню 1940 Польшу, Норвегию, Данию, Люксембург, Бельгию, Нидерланды и, наконец, Францию.

Первое поражение люфтваффе под командованием Германа Геринга потерпели в так называемой Битве за Британию против Fighter Command Королевских ВВС[4]. Истребители типа Messerschmitt Bf-110C и Bf-110D не могли достаточно эффективно защищать бомбардировщики. Было очевидно, что наступательный воздушный бой не для Bf-110, но недостаточная дальность полёта одномоторного Bf-109 заставляла использовать Bf-110 для прикрытия бомбардировщиков. Эти истребители, разработанные для дальних полетов, как оказывалось, проигрывали манёвренным английским самолётам. И даже несмотря на то, что тактика истребителей RAF уступала тактике немецкой истребительной авиации, самая совершенная система воздушного обнаружения в мире позволяла англичанам с 4-минутной задержкой направлять в любую точку Англии численно превосходящее количество истребителей, даже в юго-восточную часть страны, доступную радиусу действия Bf-109.

В частности ещё до окончания 2-й фазы воздушных сражений в английском небе, было принято решение не использовать в дальнейших налётах тяжёлые двухдвигательные истребители. После потери многих ценных лётчиков над Англией и Ла-Маншем было принято решение переделать треть Bf-110 в истребители-бомбардировщики, вследствие чего потери обеих сторон резко сократились. Тем не менее, в результате недостатков в вооружении самолётов и обучении пилотов Bf-110 бомбометанию эффективность бомбардировок резко сократилась.

С наступлением сезона дождей и холодов немецкие полевые аэродромы превратились в площадки с грязью, и немецкое командование официально решило, что погодные условия воспрепятствуют проведению десантной операции (у Гитлера возникли серьёзные опасения относительно нападения СССР после морского десанта в Англию), и стало ясно, что битва за Британию проиграна. [5]

Битва за Британию

Битва за Британию — одно из крупнейших и самое продолжительное авиационное сражение Второй мировой войны, продолжавшееся с июля 1940 по май 1941 года.

Проводилась силами 2-го и 3-го воздушного флотов, базировавшихся вдоль атлантического побережья от Дании до Бордо во Франции, и дальней авиацией 5-го воздушного флота в Норвегии, которая отвлекала часть истребительной авиации Великобритании на северо-восток страны. Промежуточные цели кампании, в результате отсутствия единства мнений у военного командования Рейха, на всём её протяжении оставались неясными, в результате чего силы воздушных флотов распылялись на решение сразу нескольких задач (удары по аэродромам, борьба с судоходством, уничтожение авиапромышленности, уничтожение портовой инфраструктуры, изматывание истребительной авиации Великобритании и т. д.), и ни одна из них не была доведена до конца.

Противостоящие силы

Люфтваффе и Итальянский корпус ВВС

На начало кампании — 20 июля 1940 года — в составе 2-го и 3-го воздушных флотов числились следующие силы:

  • 8 дальних бомбардировщиков-разведчиков
  • 1200 средних бомбардировщиков (из них исправных 69 %, в том числе 90 бомбардировщиков-разведчиков)
  • 280 пикирующих бомбардировщиков
  • 760 одномоторных истребителей
  • 220 двухмоторных истребителей
  • 50 дальних разведчиков
  • 90 ближних разведчиков

В ударных силах 5-го воздушного флота числилось:

  • 130 средних бомбардировщиков
  • 30 двухмоторных истребителей
  • 30 дальних разведчиков

К октябрю в составе трёх флотов было около 700 боеспособных бомбардировщиков.

В октябре-ноябре в операции приняло участие 40 бомбардировщиков и 54 истребителя ВВС Италии[6].

Королевские Военно-воздушные силы Великобритании

Первоначально силам люфтваффе и итальянского воздушного корпуса противостояли 675 истребителей Королевских ВВС, позднее — до 1000 боевых машин.

В бомбардировках инфраструктуры люфтваффе на европейском континенте и собственно территории Германии первоначально принимало участие более 200 британских бомбардировщиков.

После завоевания господства в воздухе высшее политическое и военное руководство Третьего Германского рейха планировало начать десантную операцию по высадке немецких войск на Британские острова с целью их оккупации.

Изменение тактики

Несмотря на то, что на 23 августа немецкая разведка установила, что ВВС Великобритании для восполнения высоких потерь лётчиков-истребителей привлекают пилотов бомбардировочной авиации, операция против сил британского Командования истребительной авиации была неожиданно прекращена. Главные силы истребителей люфтваффе были направлены на сопровождение бомбардировщиков, которые осуществляли по приказу Гитлера «удары возмездия» — бомбардировку крупных городов Великобритании. Немецкая пропаганда утверждала, что эта акция является ответом на действия британских бомбардировочных сил, которые бомбили Берлин и его окрестности.

Война в воздухе

В ходе ожесточённых воздушных боёв Королевские ВВС Великобритании отразили попытки люфтваффе завоевать господство в воздухе и добиться поставленных целей — уничтожив британские ВВС, разрушить промышленность и инфраструктуру, деморализовать население и тем самым принудить Великобританию к заключению выгодного Германии мира.

Характеристики самолётов люфтваффе, в первую очередь истребителей, оказались непригодными для решения множества стратегических задач и завоевания устойчивого господства в воздухе: Bf-110 оказались не в состоянии вести манёвренные бои с Харрикейнами и Спитфайрами Королевских ВВС, а Bf-109 не хватало дальности действия. Непродуманность действий не позволила нанести военному потенциалу Великобритании какой-либо трудновосполнимый ущерб.

Подготовка вторжения в СССР вынудила люфтваффе прекратить Битву за Британию. Битву за Британию называют первым крупным поражением люфтваффе. Потери Великобритании составили: 1547 самолётов различных типов, 27 450 человек гражданского населения убитыми, 32 138 — ранеными.

Нападение на Советский Союз

О решении Гитлера напасть на СССР штабы наземных войск и люфтваффе узнали вскоре после падения Франции в июне 1940 года, что стало для большинства старших офицеров люфтваффе полной неожиданностью — согласно материалам допросов зам. Герингa Мильха, начальника службы разведки люфтваффе генерал-майора Йозефа Шмидта и генерала Гальдерa. Будучи трезвомыслящим практиком Мильх, узнав о принятом решении, которое было по его мнению катастрофической ошибкой и означало поражение в войне, отправился к Герингу и попытался убедить его в необходимости предотвратить войну с Советским Союзом, заявив при этом, что Геринг может повлиять на ход истории. Шмидт сообщил о своих опасениях начальнику штаба люфтваффе Ешоннеку, который также обратился к Герингу. Геринг высказал возражения Гитлеру, но не смог его переубедить.

Колебания

В апреле-мае 1941 года делегация Германской промышленной комиссии, состоявшая из инженеров, работавших под началом Удета, во главе с оберстом Генрихом Ашенбреннером (военно-воздушным атташе в Москве) посетила советские авиационные заводы. Комиссия дала благоприятные отзывы о советской авиапромышленности, но Шмидт им не поверил, посчитав, что инженеров Удета, как и французов перед Мюнхеном, обвели вокруг пальца. Поэтому их отчёты с согласия Геринга были оставлены без внимания.

Геринг не верил в официальную причину («превентивный удар») нападения на СССР, который считался неопасным для Германии с момента заключения Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом 1939 года, что подтверждается его выступлением перед командованием люфтваффе на Западе, в котором он объявил о решении Гитлера. Он пытался отвлечь внимание Гитлера от СССР, предложив удар по Гибралтару через территорию Испании, однако Гитлер остался непоколебим, и это спасло Великобританию. Герингу ничего не оставалось, как «заряжать» своих подчинённых и убеждать в превосходстве люфтваффе. Он признавался в смятении, и все надежды связывал только с блицкригом. На всех совещаниях он называл вероятную продолжительность кампании около 6 недель. В какой-то мере это утверждение стало результатом оценки Шмидта сил советской авиации: по расчётам Шмидта она была равна немецкой по численности, но значительно уступала как в техническом отношении, так и в опыте. Шмидт не учёл ни способности советской армии бороться с авиацией всеми возможными средствами, ни развития промышленности в СССР. Привели к этой ошибке и 20-летняя внешняя изоляция СССР, и немецкая пропаганда, и предубеждённость во взглядах русских эмигрантов. Таким образом, вплоть до лета 1942 года разведка продолжала давать ложные оценки советской авиации[6].

После принятия решения

21 сентября 1940 был отдан приказ фотографировать полосу территории СССР на глубину до 300 км. В следующем месяце самолёты разведывательной авиации из Aufkl.Gr.(F)Ob.d.L (дальние высотные разведчики верховного командования люфтваффе), находившиеся под командованием оберста Тео Ровеля начали полёты из Краковa и Будапешта, в то время как Aufkl.Gr.(H)Ob.d.L (тактическая разведгруппа верховного командования люфтваффе) производила вылеты с территории Румынии и Восточной Пруссии. Использовались He 111, Do 215В-2, Ju 86Р и Ju 88В. Оперируя на высотах 9000-12000 метров эти самолёты-разведчики первоначально фотографировали приграничные районы, но в отсутствие противодействия (Сталин запретил истребителям перехватывать самолёты-нарушители) они проникали всё глубже, и в феврале 1941 г. достигли линии Мурманск — Москва — Ростов-на-Дону. Эти данные послужили залогом успеха на начальном этапе вторжения. 15 апреля один «Юнкерс» в плохую погоду приземлился неподалёку от Винницы, экипаж был арестован[7].

Люфтваффе против ВВС РККА

Немецкая атака с воздуха 22 июня 1941 г. вследствие постоянных провокаций не была полной неожиданностью для личного состава ВВС РККА, в отличие от Народного комиссариата обороны. На рассвете 22 июня, после начала бомбёжек, радиограммами были подтверждены приказы: «на провокации не поддаваться, одиночные немецкие самолёты не сбивать», а приказ о рассредоточении самолётов по полевым аэродромам и маскировке поступил лишь накануне 22 июня. В силу этого лётчики люфтваффе работали по скоплениям самолётов на открытых аэродромах и по инфраструктуре как по учебным целям, без всякого противодействия. Благодаря поднявшейся панике большей части приграничных лётных частей советских ВВС, люфтваффе удалось практически без труда содействовать наступающим сухопутным частям вермахта и СС. Первая запись на фотопулемёт атаки немецкого самолёта на советский И-153, продолжительностью 20 секунд и датированная 22 июня 1941 года 5 часами 20 минутами утра, хранится в коллекции Британского музея Второй мировой войны в Лондоне.

Вместе с люфтваффе войну с СССР начали ВВС Румынии. ВВС Финляндии присоединились к люфтваффе 25 июня (люфтваффе использовали финскую территорию с 22 июня), ВВС Венгрии — 27 июня, лётчики Италии из состава экспедиционного корпуса в России (83 боевых самолёта) — в середине июля, ВВС Хорватии — в ноябре. Сотни советских самолётов были брошены в первые дни войны, большая часть — на земле, однако лётный состав практически не пострадал, так как отступал от границы перелетая с аэродрома на аэродром. Персонал бросался на земле не успевая отступать за самолётами.

Немецкие командиры единодушны во взглядах на эффект массированного воздушного удара в первые дни войны. Атака была хорошо подготовлена и успешно осуществлена. Немецкие истребители сопровождения Bf 109 атаковали аэродромы вместе с пикирующими бомбардировщиками. С 22 июня по 13 июля I воздушный флот уничтожил 1698 советских самолётов: 487 в воздухе и 1211 — на земле. В предварительном отчёте люфтваффе приводятся такие данные о советских потерях за период 22—28 июня 1941 года: приблизительно 700 самолётов на северном участке, 1570 — на центральном и 1360 — на южном участке восточного театра военных действийК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5419 дней]. В первый день войны 22 июня люфтваффе на Восточном фронте потеряли 69 боевых самолётов.

Немецкая авиация за 27 дней боёв с 22 июня по 19 июля 1941 года потеряла 1284 самолёта всех типов[8], что больше чем за два месяца боёв в «Битве за Англию». Советская авиация за это время потеряла около 8000 самолётов из них за первый день войны 2852. Что показало с одной стороны отвратительную работу командования (большие потери) и мужество и героизм советских лётчиков (большое число сбитых немецких самолётов). Но это было достигнуто большими потерями опытных и умелых лётчиков, которые и сбили основную массу самолётов немцев и их союзников.

Концом господства в воздухе стала воздушная битва в небе Кубани в начале 1943 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4039 дней]. С этого момента советская авиация имела превосходство в воздухе, вплоть до конца войны.

Но и в первые дни войны местами завязывались упорные воздушные бои. Уже 22 июня советскими лётчиками было совершено 15 воздушных таранов, а количество советских лётчиков, начавших войну 22 июня 1941 и встретивших День Победы в итоге значительно превзошло количество таких же лётчиков в люфтваффеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4852 дня]. Однако перед самой войной в приграничных округах на вновь занятых территориях Прибалтики и Западной Украины было образовано множество новых авиационных частей, и испытанные кадры, имевшие опыт боевых действий в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии, были распределены по ним для воспитания новичков. Поэтому на начало войны подготовка более половины советских пилотов в приграничных округах не отвечала современным требованиям. Система радиосвязи была в зародышевом состоянии, а некоторые оперативные и тактические принципы (например, ведение воздушных боёв в составе звеньев из трёх самолётов) были устаревшими и малоэффективнымиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5419 дней].

Таким образом, большинство молодых советских лётчиков в течение всей войны значительно уступали немецким с их боевым опытом и в первую очередь всего уровнем обученности и профессиональной подготовки. Другим фактором выступал многочисленный, но технологически и морально устаревший парк советских машин, по своим тактико-техническим данным значительно уступавших немецким[9].

Опознавательные знаки

Знаки различия

Знаки различия Звание
Погон Петлица Нарукавный знак
Высший офицерский состав
Рейхсмаршал Великогерманского рейха
Reichsmarschall des Großdeutschen Reiches
Генерал-фельдмаршал авиации
Generalfeldmarschall der Flieger
Генерал-оберст авиации
Generaloberst der Flieger
Генерал авиации (General der Flieger)
Генерал парашютных войск (General der Fallschirmtruppe)
Генерал воздушной разведки (General der Luftnachrichtentruppe)
Генерал зенитных войск (General der Flakartillerie)
Генерал ВВС (General der Luftwaffe)
Генерал-лейтенант
Generalleutnant
Генерал-майор
Generalmajor
Штаб-офицеры
Оберст
Oberst
Оберст-лейтенант
Oberstleutnant
Майор
Major
Обер-офицеры
Гауптман
Hauptmann
Обер-лейтенант
Oberleutnant
Лейтенант
Leutnant
Старшие унтер-офицеры
Штабс-фельдфебель
Stabsfeldwebel
Гаупт-фельдфебель (Hauptfeldwebel)
Обер-фельдфебель (Oberfeldwebel)
Фельдфебель
Feldwebel
Унтер-фельдфебель
Unterfeldwebel
Унтер-офицеры
Унтер-офицер
Unteroffizier
Нижние чины
Штабс-ефрейтор
Stabsgefreiter
Гаупт-ефрейтор
Hauptgefreiter
Обер-ефрейтор
Obergefreiter
Ефрейтор
Gefreiter
Рядовой ВВС
Flieger

См. также

известные лётчики

Напишите отзыв о статье "Люфтваффе"

Примечания

  1. «Luftwaffe Field Divisions 1941-45», Oxford 1990, Osprey Publishing Ltd., ISBN 1-85532-100-9
  2. Akaflieg
  3. [www.airwar.ru/history/locwar/spane/ussrpilot/spainussr.html Михаил Жирохов. Советские лётчики-истребители в Испании]
  4. Примерно в это же время боевые подразделения люфтваффе (а именно II/ZG 1, II/ZG 76) терпят ряд поражений от ВВС нейтральной Швейцарии.
  5. [www.airwar.ru/history/av2ww/axis/britania/britania.html Майкл Спик: Битва за Англию] на сайте airwar.ru
  6. 1 2 «Боевые операции люфтваффе», Москва 2008 г., изд. Яуза-пресс, по «Raise and fall of the German Air Force», Лондон 1948 г., пер. П. Смирнов, ISBN 978-5-9955-0028-5
  7. Hooton, E.R «Eagle in Flames: The Fall of the Luftwaffe», p.93, Weidenfeld Military 1997 г., ISBN 978-1-85409-343-1
  8. [militera.lib.ru/h/ww2_german/31.html ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Военная история ]- Мировая война. 1939–1945]
  9. Швабедиссен В. Сталинские соколы: Анализ действий советской авиации в 1941—1945 гг.

Литература

  • Кайюс Беккер. Военные дневники люфтваффе. Хроника боевых действий германских ВВС во Второй мировой войне 1938-1945 = The Luftwaffe War Diaries / пер. А. Цыпленков. — М.: Центрполиграф, 2005. — 544 с. — (За линией фронта. Мемуары). — доп, 5 000 экз. — ISBN 5-9524-1174-6.
  • Кессельринг А. Немецкая авиация. В кн.: Итоги второй мировой войны. М.: Издательство иностранной литературы, 1957. Стр. 196—214
  • Подлинная история люфтваффе. Взлёт и падение детища Геринга. — М., 2006. ISBN 5-699-18349-3
  • Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942-1945, Год: 2008, Автор: Гельмут Липферт, Издательство: Центрполиграф, ISBN 978-5-9524-3947-4
  • Пилот "Штуки". Мемуары аса люфтваффе. 1939-1945, Год: 2009, Автор: Рудель Ганс Ульрих, Издательство: Центрполиграф

Ссылки

  • [www.ww2.dk/ The Luftwaffe, 1933-45]
  • [www.aircrewremembered.com/Kracker/KrackerArchive.html Introduction to the Kracker Luftwaffe Archive, all known Luftwaffe pilots 1939 - 1945]
  • [woplanes.com/wikiplanes/luftwaffe Словарь пилотов люфтваффе]
  • [opoccuu.com/luftwaffe-rank-insignia.htm Знаки различия люфтваффе]
  • [www.youtube.com/watch?v=F8qs-SxcrTY&NR=1 Марш люфтваффе] (аудио)
  • [baursak.info/?p=3200 Война глазами немецких лётчиков (фото)] на baursak.info
  • [www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/sk_germ.html асы германских люфтваффе во Второй мировой войне] на airwar.ru
  • [allaces.ru/cgi-bin/s2.cgi/ge/main.dat люфтваффе] на allaces.ru
  • [www.themarshalsbaton.com/Framepage.htm «The Marshal’s Baton»]  (англ.)
  • [getat.ru/пилоты-b-uhr-flieger/ Исторические хомажи часов люфтваффе Type-A и Type-B: история, обзор и производители]


Отрывок, характеризующий Люфтваффе

– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.