Лю Янь (Восточная Хань)

Лю Янь

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Лю Янь (кит. трад. 劉焉, упр. 刘焉, пиньинь: Liú Yān, ?-194), взрослое имя Цзюньла́н (кит. 君郎) — военный и политический деятель периода конца династии Хань.

Лю Янь был потомком Лю Юя, который был пятым сыном императора Цзин-ди и носил титул «князь Лу». Эта ветвь рода Лю была мощной и влиятельной, а сам Лю Янь оказался хорошим администратором, и он быстро сделал карьеру при дворе, достигнув поста тайчана (распорядителя императорских церемоний). Во время правления императора Лин-ди двор стал опасным с политической точки зрения местом, и Лю Янь решил, что настала пора держаться от него подальше. В 188 году он убедил императора, что причиной не прекращающихся крестьянских восстаний является то, что у местных властей не хватает власти, и по совету Лю Яня император издал указ, в соответствии с которым должность «инспектора» была заменена на «губернатора», а занимающие эту должность люди получили право сбора налогов и командования войсками на подвластной им территории. По совету Дун Фу, Лю Янь попросил назначение на должность губернатора провинции Ичжоу (益州, занимала Сычуаньскую котловину), которая в то время считалась одной из самых отдалённых и отсталых провинций. Получив это назначение, он отправился туда с собственной армией.

Когда он прибыл к месту службы, Ма Сян и Чжао Чжи подняли в Ичжоу восстание, объявив себя сторонниками «войск в жёлтых повязках». Оперевшись на влиятельные местные кланы, Лю Янь смог набрать армию и подавить восстание.

После смерти в 189 году императора Лин-ди в стране начался политический кризис, и Лю Янь решил стать независимым правителем. Первым делом он отправил Чжан Лу и Чжан Сю с войсками, чтобы отобрать у губернатора Су Гу область Ханьчжун. Чжан Лу убил Чжан Сю, взял под свой контроль его армию, и объединёнными войсками разгромил Су Гу, после чего образовал в Ханьчжуне независимое государство, отделившее Ичжоу от территорий, контролируемых центральным правительством.

Затем Лю Янь стал укреплять свою власть в Ичжоу. Он казнил глав десяти богатых местных кланов, обладавших собственными военными отрядами, но прочие объединились под руководством Цзя Луна и восстали. Лю Ян смог подавить их восстание, а также отразить набег цянов.

В 194 году, когда после смерти Дун Чжо столица империи Хань Чанъань оказалась под контролем Ли Цзюэ и Го Сы, трое сыновей Лю Яня — Лю Фань, Лю Дань и Лю Чжан — находились там, занимая различные государственные должности. Лю Янь присоединился к силам Хань Суя и Ма Тэна, и объединённые войска попытались атаковать столицу, рассчитывая на поддержку сыновей Лю Яня изнутри. Однако нападение было отбито, Лю Фань и Лю Дань были схвачены при попытке бегства из Чанъаня и замучены до смерти силами Ли Цзюэ; Лю Чжану удалось спастись, и он присоединился к отцу, вернувшемуся в Ичжоу.

Летом того же года резиденцию Лю Яня в Мяньчжу поразила молния и она сгорела, после чего ему пришлось перенести свою резиденцию в Чэнду. Вскоре после этого третий по старшинству сын Лю Яня — Лю Мао — умер от болезни. Потрясённый потерей трёх сыновей за короткое время, Лю Янь слёг и вскоре скончался. После его смерти контроль над Ичжоу перешёл в руки его самого младшего (и единственного выжившего) сына Лю Чжана.

Отрывок, характеризующий Лю Янь (Восточная Хань)

Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»