Лягушатник (картина Ренуара)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пьер Огюст Ренуар
Лягушатник. 1869
La Grenouillère
Холст, масло. 66 × 81 см
Национальный музей Швеции, Стокгольм
К:Картины 1869 года

«Лягушатник» (фр. La Grenouillère) — картина французского художника Пьера Огюста Ренуара, написанная в 1869 году.

«Лягушатник» представлял собой кафе на воде, размещавшееся на пришвартованном к берегу Сены понтоне, стоявшем в небольшом рукаве реки и соединявшемся с островом переходным мостиком, перекинутым через крохотный островок. В этом месте на Сене между Шату (фр. Chatou) и Буживалем к северо-западу от Парижа была целая группа островов, куда парижане приезжали на отдых. Эти места подробно описаны братьями Гонкурами («Манетт Саломон»), Эмилем Золя и Мопассаном.

«Лягушатник» получил своё название благодаря тому, что здесь в большом количестве собирались девицы лёгкого поведения, так называемые «лягушки», приезжавшие сюда в сопровождении мелких хулиганов и проходимцев из предместья. Иногда они приезжали в одиночестве, в надежде поймать клиента, для наживки используя вызывающие, крикливые наряды.

В августе 1869 года Ренуар и Моне работали бок о бок, используя идентичные сюжеты, причём в очень близких друг другу стилях. Оба художника написали по картине, изображавшей «Лягушатник», где кафе показано практически с одной точки. Однако если Моне больше заинтересован пейзажем и природой, то Ренуар увлечён изображением людей. На картине Моне посетители второстепенны, а у Ренуара наряды написаны особенно тщательно.



Источники

  • Креспель Ж.-П. Повседневная жизнь импрессионистов. 1863—1883. — М.: Молодая гвардия, 1999. — 301 с.
  • Ines Janet Engelmann. Impressionism: 50 Paintings You Should Know. — Munich, Berlin, London, New York: Prestel, 2007. — С. 36—37. — 144 с. — ISBN 978-3-7913-3843-9.

Напишите отзыв о статье "Лягушатник (картина Ренуара)"

Ссылки

  • [www.googleartproject.com/collection/nationalmuseum-stockholm/artwork/la-grenouillere-auguste-renoir/467054/ La Grenouillère, 1869, Auguste Renoir], Google Art Project, www.googleartproject.com


Отрывок, характеризующий Лягушатник (картина Ренуара)

В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.