Ляпунов, Борис Валерианович

Борис Валерианович Ляпунов
Дата рождения:	30 июля 1921(1921-07-30)
Место рождения:	Вятка
Дата смерти:	27 мая 1972(1972-05-27) (50 лет)
Место смерти:	Москва
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	прозаик, публицист, журналист, сценарист, библиограф
Годы творчества:	1950—1972
Жанр:	научно-популярная литература фантастика библиография публицистика
Язык произведений:	русский
Дебют:	1950

Бори́с Валериа́нович Ляпуно́в (30 июля 1921, Вятка — 27 мая 1972, Москва) — советский писатель-фантаст, журналист, публицист, библиограф. Популяризатор ракетной техники, космонавтики, океанологии, химии и других наук. Неоднократно обращался к жанру научно-фантастического очерка. Один из первых отечественных историков и исследователей научной фантастики. Сценарист фильма «Дорога к звёздам» (1957, совместно с Василием Соловьёвым) и др.

Биография

Родился в Вятке, окончил Московский авиационный институт, участник организованных Яном Колтуновым в 1943—1948 гг. Секции и Отделения подготовки и технического осуществления ракетных и космических полётов (ПТОРКП) Авиационного научно-технического общества студентов (АНТОС МАИ). По окончании института был направлен в НИИ-4 Академии артиллерийских наук, где проработал около года, а затем полностью переключился на научную журналистику и издание научно-популярной литературы, в первую очередь рассказывая о ракетной технике и будущих космических полётах. На протяжении 20 лет регулярно публиковался в журналах «Знание — сила», «Техника — молодёжи», «Юный техник», «Искатель» и др.

В 1955—1957 гг. работает над сценарием вскоре ставшего знаменитым научно-фантастического фильма «Дорога к звёздам» (1957, режиссёр Павел Клушанцев), названного по заключительной части его книги «Открытие мира» (1954). Позже были написаны сценарии и для ряда научно-популярных фильмов.

Ляпунов рано начал интересоваться историей научной фантастики и уже в 1946 году составил капитальный аннотированный библиографический указатель «Научная фантастика», охватывающий журнальные публикации и книжные издания с конца XIX века по 1945 год — как русские и советские, так и зарубежные (в 1958 году им был подготовлен расширенный и переработанный вариант). На протяжении 1958—1960 гг. в журнале «Юный техник» в рамках авторской рубрики «В мире мечты» он рассказывал читателям о научной фантастике, а главным итогом его деятельности в этой области стал историко-критический обзор научно-фантастической литературы, названный так же — «В мире мечты» (1970).

Именно благодаря его исследованиям и энтузиазму, фактически заново было открыто творчество выдающегося советского фантаста Александра Беляева, почти забытого в послевоенное время. Многие издания произведений этого писателя в 1950-е предварялись вступительными статьями Ляпунова (в том числе и первое собрание сочинений в двух томах, изданное в 1956 году), а в 1967 году вышла его критико-биографическая монография «Александр Беляев».

Творчество

В 1948 в издательстве «Детгиз» увидела свет первая научно-популярная книга Ляпунова — «Ракета» (1950, 2-е дополненное издание), посвящённая истории использования ракет, а также настоящему и будущему ракетной техники. В 1950 году в журнале «Знание — сила» (№ 10) опубликован его первый опыт в жанре научно-фантастического очерка — «Из глубины Вселенной», в котором автор обосновывал возможность того, что Тунгусская катастрофа произошла при попытке приземления межзвёздного корабля.
В 1954 году совместно с Г. И. Гуревичем, Ю. А. Долгушиным, В. Е. Львовым и др. он участвует в создании «репортажа из будущего» о первом пилотируемом полёте на Луну в ноябре 1974 года. Это подобие литературной мистификации было опубликовано осенью 1954 года в журнале «Знание — сила» (якобы № 11 за 1974 год) и позднее по материалам этого номера был составлен сборник «Полёт на Луну» (1955), выпущенный «Трудрезервиздатом».
Затем Ляпунов написал научно-фантастический очерк «Земля — Луна — Земля», являющийся как бы прямым продолжением событий, изложенных в «Полёте на Луну». Рассказ был включён в его книгу «Мечте навстречу» (1957), которая предсталяла собой «футурологический» сборник очерков, повествующих о достижениях астронавтики к 2024 году: строительство орбитальной станции («Стройка в пустоте»), первые полёты на Марс («Мы — на Марсе»), на Венеру и Меркурий («Ближайшие к Солнцу»). В заключительном очерке («Мечте навстречу») писатель от лица «авторов» грезит о будущих свершениях: старте межзвёздного флота, освоении Луны, изменении марсианского климата, создании искусственных планет и строительстве баз на астероидах (обсерватория на Эросе).

Библиография

• «Ракета» (1948, 2-е дополненное издание 1950)
• «Рассказы о ракетах» (1950, другое издание 1955)
• «Проблема межпланетных путешествий в трудах отечественных учёных» (1951)
• «Рассказы об атмосфере» (1951)
• «Борьба за скорость» (1952)
• «Открытие мира» (1954, другие издания — 1956 и 1959)
• «Ракета. Ракетная техника и реактивная авиация» 1954)
• «О большом и малом» (1955)
• сборник «Полёт на Луну» (одна глава — «Первый час на Луне» (репортаж ведёт доктор Т. А. Акопян)) (1955, доп. издание 1956)
• «Управляемые снаряды» (1956)
• «Мечте навстречу. Научно-фантастические очерки» (1957, доп. издание 1958)
• «Огненный вихрь» (1957)
• «Корабль вернулся из Космоса» (1960)
• «На Земле, в небесах и на море» (1960)
• «По следам Жюля Верна. Научно-фантастические очерки» (1960)
• «Человек выходит в космос» (1960)
• «Впереди океан!» (1961)
• «Ракеты и межпланетные полеты» (1962)
• «Сквозь тернии к звёздам» (1962, в соавторстве с Н. А. Николаевым)
• «Тысячами органов чувств» (1962)
• «На крыльях мечты» (1963)
• «Неоткрытая планета» (1963)
• «Станция вне Земли» (1963)
• «Рекорды техники» (1964)
• «Химия завтра» (1967)
• «Вижу Землю» (1968)
• «В мире мечты. Обзор научно-фантастической литературы» (1970)
• «Люди, ракеты, книги» (1972)
• «В мире фантастики» (1975, переработанное и дополненное издание книги «В мире мечты»)

Фильмография

Сценарии:

• «Дорога к звёздам» (1957, совместно с Василием Соловьёвым)
• «Газовая турбина»
• «Биосфера»
• «Планета Океан»

Интересные факты

• В книге «Открытие мира» в главе «Разведчик больших высот» в части «На пути к костическому кораблю» упомянут Сергей Павлович Королёв в качестве конструктора планёра с ракетным двигателем в 1940-м году. Королёв на момент первого, второго и третьего изданий книги был засекреченным конструктором межконтинентальных баллистических ракет и первых космических аппаратов. Его имя не подлежало разглашению и стало известно и прославлено только после смерти.

Литература

• Коллектив сотрудников «Техники — молодёжи». [www.fandom.ru/about_fan/lyapunov_4.htm Памяти первопроходца] // Техника — молодёжи. — 1972. — № 7. — С. 41.

Ссылки

• [epizodsspace.airbase.ru/bibl/oblojki/l.html «Л»]. Эпизоды космонавтики. — Книги Бориса Ляпунова. Проверено 21 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GEGeG7Kg Архивировано из первоисточника 29 апреля 2013].
• [bibliography.narod.ru/Lyapunov.htm Ляпунов Борис Валерьянович (1921—1972)]. Библиографии фантастики В. Г. Вельчинского. — Журнальные публикации Б. В. Ляпунова 1950—1962 гг.. Проверено 21 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GEGfcvKo Архивировано из первоисточника 29 апреля 2013].

Отрывок, характеризующий Ляпунов, Борис Валерианович

– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.