Лёбенихт

Лёбенихт (нем. Löbenicht) — исторический градообразующий район Кёнигсберга (с 1946 года — Калининграда).

Название связано с местной прусской топонимикой — рядом с поселением протекал ручей Лёбе (Липовый; ныне ручей Голубой).

История создания

После того, как Тевтонским орденом был заложен замок Кёнигсберг, в Пруссию стали прибывать переселенцы. Сначала образовалось поселение, названное позже Альтштадтом (Старым городом), а затем у подножия горы Мюленберг к востоку от замка появилось другое поселение — Нойштадт (Новый город), названный позднее Лёбенихтом.

27 мая 1300 года комтур замка Кёнигсберг Бертольд фон Брюхавен даровал поселению права города.

Позднее на острове у подножья орденского замка был образован третий город — Кнайпхоф.

Развитие Лёбенихта в качестве самостоятельного поселения

Некоторое время города развивались самостоятельно, каждый имел свои органы самоуправления, кирхи, самостоятельно занимался торговой деятельностью. Иногда отношения общин доходили до прямых столкновений. Со временем связи городов укреплялись всё прочнее, все они стали членами Ганзейского союза, пользовались Кульмским городским правом.

В Лёбенихте, как и в других городах, избирался работавший без оплаты за свой труд городской совет, назначавший бургомистра, вице-бургомистра и местных чиновников. Жителями города были ремесленники, пивовары, землепашцы.

Со временем к Лёбенихту стали примыкать общины-пригороды Ангер и Закхайм (наиболее бедная община окрестностей замка).

Укрепления города были незначительными и он уступал в развитии более богатому и престижному Альтштадту.

Лёбенихт в качестве района города Кёнигсберг

13 июля 1724 года состоялось официальное решение прусского короля Фридриха-Вильгельма I о давно существовавшем де-факто объединении Альтштадта, Лёбенихта и Кнайпхофа в один город — Кёнигсберг — столицу Восточной Пруссии. С этого времени Лёбенихт становится лишь историческим районом города. Такое значение он имел до 1945 года. С передачей части Восточной Пруссии по решению Потсдамской конференции в состав СССР и созданием Кёнигбергской области РСФСР район прекратил своё существование и не упоминается ни в официальных документах, ни в быту у населения. Территория бывшего Лёбенихта наряду с рядом возникших позднее районов города вошла в состав Ленинградского района Калининграда.

Герб Лёбенихта

Город Лёбенихт (Нойштадт) получил права города в 1300 году, но герб города был основан на печати 1413 года: в лазурном поле — золотая корона основателя Кёнигсберга богемского короля Оттокара II Пшемысла, украшенная сверху и снизу золотыми молеттами (шестиконечными звёздами). В XVII веке к гербу были добавлены фигуры ангелов-щитодержателей. С объединением трёх городов их гербы вошли в герб Кёнигсберга. В гербе нынешнего Калининграда также имеется старый герб Кёнигсберга, но только как часть нового герба: он размещён на парусе бегущего по морю кораблика.

Достопримечательности Лёбенихта

Построенный в 1333—1354 годах и перестроенный в 1474 году общинный готический костёл Святой Барбары (нем. St. Barbara auf dem Berge) после того, как население Пруссии стало исповедовать лютеранство, стал называться Лёбенихтской кирхой (нем. Löbenichtsche Kirche). В 1349 году великий магистр Тевтонского ордена учредил женский бенедиктинский монастырь, который был построен под наблюдением магистра Винриха фон Книпроде. В нём до 1945 года сохранялись несколько готических икон и резных работ. В 1530 году монастырь был преобразован в госпиталь, который называли Большим госпиталем (нем. Grosse Hospital) или Лёбенихтской больницей (нем. Löbenichtsche Hospital). Новое строение госпиталя с кирхой было построено после пожара 1764 года, затем в 1903 году уже в другом месте. Одним из капелланов госпиталя был картограф Каспар Хеннебергер (нем. Caspar Henneberger; 1529-1600). Лёбенихтская гимназия вела отсчёт своего существования от местной школы, образованной в 1525 году. На улице Длинной Лёбенихтской (нем. Löbenichtsche Langgasse) в ратуше с XVIII века размещалась типография Хартунга (нем. Hartung).

Также в Лёбенихте находилась Приходская католическая кирха (1614).

Во время Второй мировой войны (особенно во время бомбёжек английской авиации в августе 1944 года и штурма города советскими войсками в апреле 1945 года) строения и инфраструктура Лёбенихта сильно пострадали. В послевоенное время по бывшему Лёбенихту прошёл широкий Московский проспект, старая застройка была заменена блочными жилыми домами. На нынешних улицах Черепичной и Лесопильной сохранились здания Лёбенихтского госпиталя с построенными в 1771 году в стиле рококо въездными воротами.

Литература

• Губин А. Б., Строкин В. Н. Очерки истории Кёнигсберга. — Калининград: Калининградское книжное издательство, 1991
• Baldur Köster. Königsberg. Architektur aus deutscher Zeit. Husum, 2000 ISBN 3-88042-923-5  (нем.)

Ссылки

• [www.ost-preussen.babyhost.ru/p9.htm История Кёнигсберга]
• [www.archikld.ru/publications_3_41 Архитектура: прошлое и перспективы]
• [www.auto39.ru/kenigsberg/index.html Краткая история Кёнигсберга с иллюстрациями]
• [www.bildarchiv-ostpreussen.de/cgi-bin/bildarchiv/detailsuche/detailsuche.cgi?res=5&clon=20.520734495345636&clat=54.71098337024601 Лёбенихт в архиве иллюстраций Восточной Пруссии] (нем.)

Отрывок, характеризующий Лёбенихт

– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.