Лёвенвольде, Карл Карлович

Карл Карлович Левенвольде
Дата рождения	15 (26) июня 1779(1779-06-26)
Место рождения	Раппин
Дата смерти	26 августа (7 сентября) 1812(1812-09-07) (33 года)
Место смерти	Бородино
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	кавалерия
Годы службы	1790—1812
Звание	полковник
Командовал	Кавалергардский полк
Сражения/войны	Битва под Аустерлицем, Сражение при Гейльсберге, Сражение при Фридланде, Смоленское сражение (1812), Бородинское сражение

Барон Карл Карлович Левенвольде 1-й (нем. Friedrich Karl Johann von Löwenwolde; 1779—1812) — российский офицер, полковник, командир Кавалергардского полка (27 сентября 1807 года). Погиб в Бородинской битве. Его младший брат Казимир Карлович Левенвольде (1780—1805) умер от ран на следующий день после битвы при Аустерлице. Как сказано в «Сборнике биографий кавалергардов», «оба брата Левенвольде, достойные представители нашего Балтийского дворянства, нашли смерть на поле сражения, защищая, в рядах кавалергардов, честь и достояние своего отечества — России».

Биография

Родился 15 июня 1779 года в Раппине в семье отставного майора русской службы Карла Магнуса фон Левенвольде (Karl Magnus von Lowenwolde; ? — 1799) и его супруги баронессы Августы Луизы фон Пален (1743—1801), происходил из древнего германского рыцарского рода, известного в Лифляндии с XIII века.

1 февраля 1790 года вступил на военную службу квартирмейстером лейб-гвардии Конного полка, в 1795 году — вахмистр, 22 января 1797 года переведён в Рижский кирасирский полк с производством в корнеты, 22 августа 1798 года переведён в кирасирский генерал-майора Неплюева полк, 8 декабря 1798 года — поручик, в марте 1801 года — адъютант графа Петра Алексеевича фон дер Палена (1745—1826), который был родным братом его матери. 19 марта 1801 года переведён в Кавалергардский полк, в 1802 году — штабс-ротмистр, в 1804 году — ротмистр в том же полку.

Принимал участие в кампаниях 1805 и 1807 годов против французов. Отличился в знаменитой атаке кавалергардов при Аустерлице, где погиб его брат, а после поражения союзной армии командовал пикетами, последними оставившими поле сражения. Сражался при Гейльсберге и Фридланде. 27 сентября 1807 года — полковник, командир 3-го эскадрона лейб-гвардии Кавалергардского полка. 15 мая 1812 года принял от полковника Сергея Николаевича Ушакова 2-го (1776—1814) командование Кавалергардским полком, сражался при Смоленске. 26 августа 1812 года убит картечью в голову в сражении при Бородино в возрасте 33 лет, возглавив по личному приказу М. Б. Барклая-де-Толли атаку кавалергардов на кавалерию IV-го кавалерийского корпуса генерала Латур-Мобура в районе Курганной батареи.

Эти события описаны М. Б. Барклаем-де-Толли так: «высота (Курганная батарея, батарея Раевского) с частию артиллерии была взята штурмом, а 24-я дивизия возвратилась в величайшем смятении, но была немедленно остановлена и построена, тогда неприятельская кавалерия соединенными силами устремилась на нашу пехоту, я предвидел уже минуту решения нашей участи. Кавалерия моя была недостаточна к удержанию сей громады неприятельской и я не смел её вести против неприятеля, полагая, что будет опрокинута и в расстройстве притиснена к пехоте. Всю свою надежду полагал на храбрую пехоту и артиллерию, сделавшихся в сей день бессмертными; обе исполнили мое ожидание, неприятель был приостановлен. В сию затруднительную минуту прибыли на рысях два гвардейские кирасирские полка (Кавлергардский и л.-гв. Конный), я указал им неприятеля, и оне с редкою неустрашимостию устремились в атаку».

В рапорте командующего 1-й кирасирской дивизии генерал-майора Н. М. Бороздина М. Б. Барклаю-де-Толли от 7 сентября 1812 года про действия Кавалергардского и лейб-гвардии Конного полков сказано так: «получа повеление в. в-пр. атакою на неприятеля, завладевшаго уже нашею батареею, с которой опрокинув его, содействовали к спасению батареи, истребив большую часть покусившихся на сей предмет. Сим остановлено стремление на центр наш, и часть пехоты нашей, которая уже была за неприятельскою кавалериею, спасена; в атаке сей имели несчастие потерять отличнаго полк. Левенвольда, который убит на месте; и командование принял полк. Левашов».

Из «Списка нижних чинов 1-й кирасирской дивизии и конно-артиллерийской роты, представленных к награждению знаками отличия Военного ордена за участие в сражении 26 августа 1812 года» известно, что «рядовые кавалергарды Кривошей, Шеншевук, Барковский, Денежкин, Веселовский — из всех оных первой находился при командующем полком и, когда оной был убит, то все вместе под сильным картечными выстрелами тащили тело, в которое время и получили первой и последней раны». Место захоронения К. К. Левенвольде неизвестно.

По свидетельству князя Сергея Григорьевича Волконского (1788—1865): «Замечательным человеком был между нами Карл Карлович Левенвольд, положивший свою жизнь в Бородинской битве. Он был замечательное лицо в полковом нашем кругу образованностью и рыцарскими понятиями и имел такой вес в обществе офицеров, что осуждение его во всяком возникшем деле между нами было для обеих сторон неоспоримый приговор».

По отзыву М. П. Бутурлина, «полковник барон Левенвольде был красивый мужчина, стройный и благородного вида, высоко держащий голову, с немецким типом лица, очень хладнокровный, очень пунктуальный, отличный офицер, который бы далеко пошел, если б остался жив; очень любимый, очень уважаемый в полку и очень храбрый в бою».

В коллекции Г. Крузенштерна сохранился портрет К. К. Левенвольде.

Ошибочно считается^[кем?], что «с гибелью братьев Левенвольде этот род пресёкся». На самом деле, с их гибелью пресеклась лишь одна из линий дома Лугден. Другие, к которым принадлежат, например, бароны Людвиг Бернгард Левенвольде (см. Адрес-календарь, 1823, ч. 2, 342) и Фридрих Густав Левенвольде (см. Адрес-календарь, 1833, ч. 2, 324), кавалер ордена Св. Иоанна Иерусалимского, сохранились. Некоторые линии рода Левенвольде прослеживаются до конца 20-го века.

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003966999#?page=1 Сборник биографий кавалергардов. [1724—1899] : По случаю столет. юбилея Кавалергардского ея величества государыни имп. Марии Федоровны полка] / Сост. под ред. С. Панчулидзева. — Т. 3 (1801—1826). — 1906. — С. [dlib.rsl.ru/viewer/01003966999#?page=26 15—16].
• Левенвольде, Карл Карлович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1914. — Т. 10: Лабзина — Ляшенко. — С. 133.
• Малиновский В. К. К. К. Левенвольде — командир кавалергардов // Бородино и наполеоновские войны: Битвы. Поля сражений. Мемориалы: Сборник. — Можайск, 2008. — С. 258—270.

Отрывок, характеризующий Лёвенвольде, Карл Карлович

– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.