Лёвенсон, Мари

Мари Лёвенсон

Мари Лёвенсон (фр. Marix нем. Loevensohn; 31 марта 1880, Кортрейк — 24 апреля 1943, Монтобан) — бельгийский виолончелист еврейского происхождения.

‎Биография

Дебютировал в 1894 году в Лондоне, в 1896 г. выступил как солист с Оркестром Колонна в Амстердаме. Окончил Брюссельскую консерваторию (1904), ученик Эдуарда Якобса.

С 1907 г. жил и работал в Берлине, преподавал в Консерватории Клиндворта-Шарвенки. С началом Первой мировой войны ввиду невозможности вернуться в Бельгию перебрался в Нидерланды. В 1915—1936 гг. первая виолончель Оркестра Консертгебау. Одновременно выступал как ансамблист в составе фортепианного Трио Консертгебау (с Луи Циммерманом и Яапом Спаандерманом), в разное время играл в струнных квартетах Сезара Томсона, Эжена Изаи, Августа Вильгельми. С 1927 г. преподавал в Роттердамской консерватории.

Лёвенсон отличался особым интересом к музыке своих современников. Ещё в 1904 году он исполнил в Антверпене премьеру посвящённого ему концерта для виолончели с оркестром Рикардо Кастро (дирижировал Эдвард Кёрвелс). В 1919 году в серии концертов дал премьеры двух важнейших нидерландских виолончельных сонат — Генриетты Босманс и Виллема Пейпера, в обоих случаях композиторы аккомпанировали Лёвенсону и посвятили ему свои сочинения. Как с Босманс, так и с Пейпером музыканта связало прочное дальнейшее сотрудничество: Лёвенсон играл все сочинения Босманс для виолончели и стал первым исполнителем её Первого виолончельного концерта (1923), а Пейпер посвятил ему как Вторую виолончельную сонату (1924), так и концерт для виолончели с оркестром (1936) — премьерой этого концерта Лёвенсон отметил своё прощание с Оркестром Консертгебау. Лёвенсону также посвящено Концертино для виолончели с оркестром Альбера Русселя (1936), однако его первым исполнителем стал Пьер Фурнье.

Отрывок, характеризующий Лёвенсон, Мари

Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.