Лёвенштейны

Левенштейн-Вертгеймы или Левенштайн-Вертхаймы (Löwenstein-Wertheim) — морганатическая ветвь дома Виттельсбахов, которая до наполеоновской медиатизации владела суверенными франконскими графствами Лёвенштейн, Вирнебург и Вертхайм.

Родоначальник Лёвенштейнов — пфальцграф Фридрих I Победоносный, который женился на аугсбургской простолюдинке Кларе Тотт. Их сын Людвиг (1483—1524) как рождённый в морганатическом браке не имел прав на наследование Курпфальца, но отец обеспечил его будущность, наделив графством Лёвенштейн. В 1494 году он был подтверждён императором Максимилианом в достоинстве имперского графа.

Младший из его внуков, Людвиг III (1530—1611), имперский наместник Штирии, Каринтии и Крайны, в 1566 году взял в жёны Анну Штольберг, наследницу графства Вертхайм у слияния вод Таубера и Майна. Потомство от этого брака и стало писаться Левенштейн-Вертхайм. Старший же брат Людвига III унаследовал Лёвенштейн и Шарфенек; его потомство в мужском колене прекратилось на внуке, чья единственная дочь в разгар Тридцатилетней войны была выдана за шведского графа Оксеншерну, родственника риксканцлера, а потомство осталось жить в Швеции.

От сыновей Людвига III происходят две ветви рода, продолжающиеся до нашего времени. Старший сын Кристоф Людвиг (1568—1618) в 1592 году взял в жёны Елизавету фон Мандершейд, наследницу графства Вирнебург, а младший сын Иоганн Дитрих (1585—1644) сочетался браком с наследницей одной из ветвей дома Ламарков. Унаследовав по праву жены несколько сеньорий на территории современной Бельгии, включая Нёфшато и Рошфор, он принял тройную фамилию Лёвенштейн-Вертгейм-Рошфор (Löwenstein-Wertheim-Rochefort).

Потеряв права на Вирнебург и Рошфор в ходе медиатизации, старшая ветвь стала называться фройденбергской (Löwenstein-Wertheim-Freudenberg), а младшая — розенбергской (Löwenstein-Wertheim-Rosenberg). Младшая ветвь, обосновавшаяся в Клайнхойбахе, была утверждена в княжеском достоинстве в 1712 году, а старшая — ровно 100 лет спустя. Из младшей ветви происходила Аделаида, жена отрёкшегося от португальского престола Мигела I и прародительница многих коронованных особ, а из старшей — финансовый директор группы Rolling Stones Руперт Левенштайн.

Замок Вертхайм (продан в 1995 году)		Князь Лёвенштейн-Вертхайм-Розенберг с супругой Анастасией Прусской, правнучкой Вильгельма II (фото 2010 года)		Дворец князя Лёвенштейна в Клайнхойбахе

Ссылки

• [genealogy.euweb.cz/wittel/wittel15.html Родословие владетельного дома Лёвенштейнов]

Отрывок, характеризующий Лёвенштейны

– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.